В годы отрочества Бунин много читает русских и зарубежных поэтов. «Один вид книг давал мне почти физическое наслаждение», — напишет он потом.

Перечитав все дома, он стал бывать в соседней усадьбе, у родственников Пушешниковых, где была собрана богатая библиотека. «Читал я тогда что попало: и старые и новые журналы, и Лермонтова, и Жуковского, и Шиллера, и Веневитинова, и Тургенева, и Маколея, и Шекспира, и Белинского…»

В романе «Жизнь Арсеньева» Бунин так об этом вспомнит:

«Там оказалось множество чудеснейших томиков в толстых переплетах из темно-золотистой кожи с золотыми звездочками на корешках — Сумароков, Анна Бунина, Державин, Батюшков, Жуковский, Веневитинов, Языков, Козлов, Баратынский…

Как восхитительны были их романтические виньетки, — лиры, урны, шлемы, венки, — их шрифт, их шершавая, чаще всего синеватая бумага и чистая, стройная красота, благородство, высокий строй всего того, что было на этой бумаге напечатано! С этими томиками я пережил все свои первые юношеские мечты, первую полную жажду писать самому, первые попытки утолить ее, сладострастие воображения».

 

Люблю цветные стекла окон

          И сумрак от столетних лип,

          Звенящей люстры серый кокон

          И половиц прогнивших скрип.

 

          Люблю неясный винный запах

          Из шифоньерок и от книг

          В стеклянных невысоких шкапах,

          Где рядом Сю и Патерик.

 

          Люблю их синие странички,

          Их четкий шрифт, простой набор,

          И серебро икон в божничке,

          И в горке матовый фарфор,

 

         И вас, и вас, дагерротипы,

         Черты давно поблекших лиц,

         И сумрак от столетней липы,

         И скрип прогнивших половиц.