Поэтическое звучание романа Тургенева «Новь»  в современном английском переводе

Поэтическое звучание романа Тургенева «Новь» в современном английском переводе

Т.М. Кривина — кандидат филологических наук, член Тургеневского общества г. Орла.

 

Поэтическое звучание романа Тургенева «Новь»

в современном английском переводе

 Опубликовано в  Тургеневском ежегоднике  2014 года/ Сост. И ред. – Л.В. Дмитрюхина, Л.А. Балыкова.- Орел: Издательский Дом «Орлик», 2015

 

Этот роман Тургенева сразу получил очень быстрый отклик за границей. Иван Сергеевич сообщал своему брату в письме от 26 октября (7 ноября) 1877 года о том, что «Новь» «…уже появилась на следующих языках: французском, немецком (четыре разных перевода!), английском, итальянском, шведском, польском, чешском, сербском и венгерском».1   Английские переводы «Нови» заняли по времени создания лишь третье место. Первый из них появился в 1878 в Америке: его автор, Т.С. Перри, опирался на французский а, возможно, и на немецкий тексты тургеневского произведения. В том же году в Британии был опубликован текст А.У. Дилка, сделанный с оригинала.2 Однако более высоко оцененным в Англии оказался перевод К. Гарнет, появившийся впервые в 1896 году; он имел многочисленные переиздания, последнее из которых осуществлено в 2000-м.3 Америка ответила Констанции Гарнет в лице И. Хэпгуд, которая опубликовала свой труд в 1904. Затем в 1911 году появился текст Р. Таунсенд. Никаких других переводов «Нови» на английский с тех пор не было создано, однако, несмотря на этот факт, нигде популярность этого тургеневского произведения не была столь огромной, как в англоязычном мире: и в Англии и в США роман  переиздавался много раз. В то же время, очевидно, возникла настоятельная потребность в том, чтобы взглянуть на это произведение глазами человека ХХI века. Недавно в Британии был опубликован новый перевод «Нови», осуществленный Майклом Персглавом.4

Персглав в своих статьях о работе с тургеневскими текстами называет ряд тех трудностей, с которыми сталкивается переводчик, обратившийся к тургеневскому тексту.5 Это словесный пласт (порой архаичный), отражающий реалии 19 века – исторические, социальные, культурные; обилие иностранных слов и фраз – в первую очередь французских; авторское использование дублетов. Персглав выделяет в отдельную группу «вызовов»  (challenges) переводчику слова с уменьшительно-ласкательными значениями. Не надо забывать и о сложностях восприятия иностранцами русских фамилий, имен (в том числе noms parlants), названий селений. Особую «преграду» для иноязычного читателя представляет, конечно, разговорная лексика, и, прежде всего, просторечия. Кроме того, в «Нови», как ни в одном другом тургеневском романе, обнаруживается много поговорок, пословиц, фразеологизмов, устойчивых словосочетаний. Следует учитывать и другие специфически национальные факторы русского языка, практически непереводимые.

Преодолевая языковые трудности, британский переводчик прибегает к различным приемам: в частности, использует транслитерацию, поясняя и комментируя в Примечаниях многие историко-социальные понятия, имена, фамилии и пр. Чаще всего трудно переводимым словам и словосочетаниям, в том числе и устаревшим, а также словам с уменьшительно-ласкательными значениями Персглав находит стилистически нейтральные аналоги, что приводит к утрате ряда особенных качеств тургеневской поэтики. Кроме того, в некоторых случаях имеет место явная англизация текста.

На уровне стилистики Virgin Soil Майкла Персглава – в определенной степени иное повествование, нежели оригинал: это современная подача романа русского классика, рассчитанная, прежде всего, на англоязычного читателя. Означает ли это, что утрачено собственно то, что мы называем авторским посланием (message)? Думаю, нет. Скорее, напротив: проблематика «Нови», которая сегодня воспринимается не столько в историко-политическом, сколько в философском ключе, становится в этом воплощении более доступной и ясной. Но что можно сказать о сохранности художественного колорита романа в иноязычном переложении?

Затронутые выше аспекты тургеневской поэтики — лишь одна из ее составляющих. Мы знаем, что проза И.С. Тургенева — эталон рафинированного, высоколитературного языка. Показательно, что именно английские писатели увидели это в русском классике. Вот что сказал о нем эстет Оскар Уайльд: «Из трех великих романистов нашего времени Тургенев безусловно самый рафинированный художник»6 [369-370]. Джон Голсуорси, испытавший на себе влияние русского классика, обращал особое внимание на этическое содержание творчества Тургенева, но,  задавая себе вопрос «реалист ли Тургенев?», английский писатель отвечал на него следующим образом: «Он самый большой поэт, когда-либо писавший прозой, и никто не умел так ощутимо показать нам живые лица и события»7 [340].

Майкл Персглав в своем восприятии творчества И.С. Тургенева продолжает традиции своих соотечественников, что является основным в его переводческой деятельности. Необходимо признать, что британский переводчик достойно — тонко, точно — передает то главное, что стремился выразить в своем произведении И.С. Тургенев, и в основном остается верным его художественному методу.

«Новь», произведение, не понятое и отторгнутое многими современниками, да и часто неверно трактуемое отечественными литературоведами последующих десятилетий, – по сути, интеллектуальный роман, «роман-дискуссия», в котором сталкиваются носители самых разных социально-политических и философских идей и жизненных установок. Не менее существенна в тургеневском произведении и его психологическая, эмоциональная составляющая – мир чувств его основных персонажей. В этом плане огромную роль играют в романе пейзажные зарисовки и, конечно, включенные в повествование стихи. 

Одна из основных сфер переводческой деятельности Майкла Персглава – русская поэзия.8 Именно поэтическое начало в новом английском переводе «Нови», изящно передающее своеобразие тургеневского повествования, особенно ценно.

В подтверждение сказанному хочу начать со стихов, играющих важную роль в тургеневском романе. Стихотворные тексты всегда по-своему обеспечивали тургеневской прозе ее суггестивное наполнение. В «Нови» немало поэтических вставок. Присутствие стихотворных текстов в романе – тоже проблема для переводчика. Стихи различны по содержанию, по жанровой принадлежности, по метрике: это и лирико-меланхоличный стих из 12-й главы — «Милый друг, когда я буду /Умирать…» (с ним перекликается приведенное в сноске к 28-й главе стихотворение Добролюбова «Пускай умру — печали мало»), и интеллектуально ригористическое стихотворение «Сон» из главы 30 («Давненько не бывал я в стороне родной…»), и незатейливые мелодраматические романсы, исполненные Фимушкой и Фомушкой в 19-й главе. Кроме того, в романе цитируются строки из Лермонтова — тоже разные по мотивике и тональности (в 8-й — из острословной «Тамбовской казначейши», а в 29-й – личностные, адресные — «Все это было бы смешно…») и т.д. Персглаву, как мне представляется, отлично удается передать их содержание, образный ряд, структуру.

Сочинения главного героя тургеневского романа Нежданова, независимо от степени их художественной значимости, отражают глубинную суть его «эстетической» души, явно вступающей в противоречие с тем народническим «делом», которому он «должен служить» и которое ему чуждо. Вспомним стихотворение из 12-й главы «Нови», спонтанно сочиненное и занесенное молодым человеком в «заветную тетрадку», и приведем начальные и последние его строки:

 

Милый друг, когда я буду

Умирать — вот мой приказ.

Всех моих писаний груду

Истреби ты в тот же час!…

………………………………

Перейду я в мир иной,

Убаюкан легким звоном

         Легкой радости земной!»9 [202-203]

 

Персглав увидел в этом тексте нечто надсоновское и перевел его в  налрывно-декаденстком ключе — что сродни оригиналу, сохраняя исходный четырехстопный хорей:

 

Dearest friend, when I succumb,

I of you shall this require:

Put together all my tomes

And destroy them all in fire…

…………………………..

To another world I go

And be soothed by gentler sounds

Of the gentle joys below.10 [71]

 

Написанный до реальных попыток «хождения» героя романа «в народ», этот стих не несет на себе печати истинного трагизма и отчаяния, хотя его тема – смерть. Есть в нем что-то от литературной подражательной игры. Переводчик, на мой взгляд, даже усиливает декадентское звучание исконного текста, используя глагол «succumb», который близок к «высокому стилю», в отличие от стилистически нейтрального «умирать» (ему соответствует английское «to die»). В тексте Персглава появляются «tomes» — вместо ироничного авторского словосочетания «писаний груду». Причем здесь эти «тома» должны быть «уничтожены огнем», а не просто «истреблены». Персглав находит адекватный аналог финальным пафосным строкам стихотворения. Иными словами, переводчик подчеркивает некоторую выспренность текста, сочиненного юношей, не имеющим богатого жизненного опыта.

В 30-й главе Нежданов иной: это сломленный человек, и в горьком стихотворении «Сон» – фактически не только полное отрицание народнических иллюзий, но и трагическое осознание социального тупика, из которого рождается отчаяние. Здесь слышится голос не столько героя романа (который, по моему мнению, и не имел глубоких идей относительно реформирования российской жизни), сколько самого писателя. Суть размышлений Тургенева о России явно выражена уже в первых строках:

 

Давненько не бывал я в стороне родной…

Но не нашел я в ней заметной перемены.

Все тот же мертвенный, бессмысленный застой…9  [9; 328]  

       

          Английский перевод стихотворения, как и оригинал, написанный шестистопным ямбом, и на проблемном и на лексическом уровне точно передает исконный смысл произведения. В русском тексте – прямой интеллектуальный посыл, в нем практически нет художнических изысков, и переводчик следует этому принципу. Так выглядит начало стихотворения в английском переложении:

 

For long I havent been in this my native land,

                    But found I nothing there of noticeable changes;

                    Once living things are dead, in stagnant torpor stand…© [10; 199]

 

Словосочетание «stagnant torpor stand» (застойное оцепенение, тупой застой), на мой взгляд,  точно отражает авторскую мысль.

Для названия стихотворения Персглав из двух английских слов sleep (сон, спячка, физиолог.) и dream (сон, сновидение, мечта, видение, блаженство) правомерно выбирает первое. Тургеневское стихотворение, возможно, навеяно Байроном и Кальдероном, но русский автор как будто вступает со своими предшественниками в творческую полемику. Известное байроновское стихотворение «The Dream» было трагическим видением, фантазией. Английский поэт различает понятия «sleep» и «dream», и для него «dream» — сфера вечности, форма предсказания будущего. В барочной драме Кальдерона «Жизнь есть сон» в центре внимание осознание бренности всего земного, относительности мирских ценностей, среди которых власть и богатство. У испанского автора этому неподлинному существованию, которое он ассоциирует со сном, противопоставляется инобытие. У Тургенева сон — состояние безысходного застоя, тупика:

 

          Все спит кругом: везде, в деревнях, в городах

          В телегах, на санях, днем, ночью, сидя, стоя,

          Купец, чиновник спит; спит сторож на часах…

          …………………………………………………

          Спит непробудным сном отчизна, Русь святая!9 [9; 329]      

   

Представленная в тургеневском тексте безотрадная «спящая Русь» (полный текст здесь воспроизводить вряд ли необходимо) представлена в английском воплощении так же выразительно.

 

                    And everywhere all sleeps, in villages and towns,

                    While seated in a car, or standing on their feet,

                    Officials, merchants sleep, the watchman on his rounds…

                    …………………………………………………..

                    In sleep, unwakable, lies Holy Mother Russia.10 [10; 200]

 

Думаю, что это стихотворение является ключевым для понимания всего романа, и найденное Персглавом для определения состояния «святой Руси» слово «unwakable» (непробуждаемая, не способная к пробуждению) — в русле писательского посыла.

Романсы Фимушки и Фомушки имеют совершенно иной характер. Трогательно-мелодраматические, дружно спетые четой «переклитков», они переданы переводчиком в соответствующей тональности. Приведу фрагмент соответствующего эпизода 19-й главы:

 

          «На то ль, чтобы печали, –  

начал Фомушка, –

В любви нам находить,

Нам боги сердце дали,

Способное любить?…9  [9; 245]          

отвечала Фимушка…»  И далее – в том же духе.

 

Вот английский аналог этого дуэта:

 

«Was it to find but woe

Fomushka began,

In love the Gods above

Us with a heart endow

That’s capable of love?…

Fimushka replied…»10 [10; 115]         

 

Эта и последующая сцены с пением романсов отображены Персглавом в полном согласии со словами Нежданова: «А что, – подумал Нежданов, как только рукоплесканья унялись, – чувствуют ли они, что разыгрывают роль… как бы шутов? Быть может, нет; а быть может, и чувствуют, да думают: «Что за беда? ведь зла мы никому не делаем. Даже потешаем других!» И как поразмыслишь хорошенько – правы они, сто раз правы!»9 [9; 247]           .

Полагаю, что таким образом в английском тексте компенсируется нивелировка и трансформация стилистических особенностей тургеневского повествования, о которых говорилось ранее. Здесь появляется и тепло, и наивная, чудаковатая патриархальность существования людей, как будто вырванных из современности. Возвращается то, что ушло из перевода с утратой уменьшительно-ласкательных и устаревших слов в описании быта трогательных старичков. Фомушка с Фимушкой – из безвозвратной старины, неуместной в новом времени, отсюда и авторская ирония.

Поэтическое начало в тургеневском романе рождается не только за счет стихотворных вставок, но и благодаря образно-ритмической специфике его прозы.

Повествовательная ткань тургеневской прозы в той ее части, которую составляют описания, обладающие «изобразительной функцией» [11; 341], отличается особой ритмикой, фактически приближающейся к стихотворной. Обращусь лишь к одному из фрагментов романа – к началу 8-й главы, частично разбив текст на стопы: «…/Очень он /был ве/лик и кра/сив, /этот /сад, и содер/жался в от/личном по/рядке: /нанятые ра/ботники скреб/ли ло/патами до/рожки; в /яркой /зелени кус/тов мель/кали /красные плат/ки на голо/вах крес/тьянских /девушек, воору/женных граб/лями. Нежданов добрался до пруда; утренний туман с него слетел, но он еще дымился местами — в тенистых излучинах берегов. Невысокое солнце било розовым светом по шелковистому свинцу его широкой глади…»9 [9; 177]. На определенных отрезках текста сохраняется свой ритм, аналогичный двусложным и трехсложным поэтическим стопам.

В переводе этот принцип сохранен, хотя и нет абсолютного повторения (например, хорейное звучание может быть заменено ямбическим, и предпочтительными оказываются, в силу особенностей английского языка, именно двусложные «стопы»): «It /was a /very /large and /beautiful /garden and it /was main/tained in /excellent /order; /hired /workers /were /scraping the /paths with /shovels; red /headscarves /worn by /peasant /girls /armed with /rakes could be /glimpsed a/mong the /bright /green of the /bushes. Nezhdanov made his way to the pond; the morning mist had lifted but still hung here and there among the shady nooks along the banks. Low sun cast a pink light on the broad surface of the pond»10 [10; 46].

Персглав замечательно, с моей точки зрения, передает тургеневские пейзажные зарисовки. Переводчик, в частности, прибегает к аллитерации, как и Тургенев, но она у него своя. Обратимся, например, к финальной странице 7-й главы. У Тургенева читаем: «Он нашел комнату свою всю наполненную душистой свежестью: окна оставались открытыми целый день. В саду, прямо против его окна, коротко и звучно щелкал соловей; ночное небо тускло и тепло краснело над округленными верхушками лип: то готовилась выплыть луна. Нежданов зажег свечку; ночные серые бабочки так и посыпались из темного сада и пошли на огонь, кружась и толкаясь, а ветер их отдувал и колебал сине-желтое пламя свечи»9 [9; 176]. Можно услышать в этом фрагменте часто повторяемый звук [l], придающий этому описанию атмосферу мягкости, нежности.

У Персглава: «He found his room filled with fragrant freshness: the windows having remained open all day. In the garden, right opposite his window, a nightingale was giving out brief bursts of sonorous song; the night sky was glowing dull, warm, red above the rounded tops of the lime trees; the moon was about to rise. Nezhdanov lit a candle; grey moths poured in from the dark garden, making for the light, circling and colliding; the wind blew them back and fluttered the blue-yellow candle flame»10 [10; 45]. Здесь также повторяется звук [l] — в последнем предложении, но аллитерационно добавляются [f], [s], и [b], что наполняет текст энергетикой движения. Как мне кажется, ритмика этого повествования в еще большей степени приближается к стиховой. Переводчик и в других случаях не только воссоздает звучание тургеневского текста, но, как мне кажется, даже усиливает его поэтическое наполнение.

Прекрасно передана в английском тексте и тургеневская пейзажная свето-цветопись и динамика природной жизни, которая радостью отзывается в человеческом сердце. Обратимся к фрагменту описания березовой рощи, места встречи Марианны и Нежданова в 22-й главе. У Тургенева – «…длинные пачки ветвей качались, метались как распущенные косы; облака по-прежнему неслись быстро и высоко; и когда одно из них налетало на солнце, все кругом становилось — не темно, но одноцветно. Но вот оно пролетело — и всюду, внезапно, яркие пятна света мятежно колыхались снова: они путались, пестрели, мешались с пятнами тени…»9 [9; 265]. Как мы видим, здесь в пейзаже осуществляется интеграция цвета, света и движения (синестезия), такой прием, как мы знаем, характерен для поэтов-символистов.

В переводе, как и в оригинале, доминирующее значение имеют глаголы, обозначающие движение: «swayed», «tossed», «were scudding by high and swiftly», «passed across the sun», а также единичные прилагательные, обозначающие свет и цвет: «dark», «monochrome». Завершающее предложение, в котором и наблюдается прием синестезии, соответствует оригиналу, хотя лексически кое-что изменено: «bright patches of light again flickered restlessly, intermingling colourfully with patches of shades»10 [10; 135]. Изменение коснулось словосочетания «мятежно колыхались», которое перевоплощается во «flickered restlessly» (мерцали без устали), что несколько меняет смысл исконной фразы, но в целом сохраняет ее динамику12 [12].

Майкл Персглав пересоздает оригинал, не разрушая его. Хочется вспомнить В.А. Жуковского, который, имея в виду работу стихотворца, описал процесс преобразования исконного текста в переводной «…переводчик остается творцом выражения, ибо для выражения имеет уже собственные материалы, которыми пользоваться должен сам. А сотворить их может только тогда, когда, наполнившись идеалом, представляющимся ему в творении переводимого поэта, преобразит его …в создание собственного воображения…» [13; 387]. Персглав, по моему мнению, находит в своем воображении те «материалы», которые соответствуют источнику. Английская «Новь» 2014 года — современный текст, вернее, роман классика 19 века, обретший новую жизнь во многом благодаря поэтическому дару переводчика.

 

Примечания

 

  1. Тургенев И.С. ПСС и П – В 28 т.т. Письма. В 13 т.т. Т. 12.  М.-Л., 1966
  2. Н.Ф. Буданова в Примечаниях к роману «Новь» обращает внимание на работы Перри и Дилка, но последующие английские переводы «Нови» ею не учтены. См.: ПСС и П В 30 т.т. Соч. В 12 т.т. Т. 9.  М., 1982. С. 541-542
  3. Напомню, что Констанция Гарнет (1861-1946) – самый плодовитый в Британии переводчик с русского. На рубеже 19 и 20 в.в. она познакомила своих соотечественников со всеми основными произведениями Тургенева (это 17 томов), также переводила Достоевского, Толстого, Гончарова, Чехова и других русских авторов (что в целом составило около 70 томов). Более полувека назад с деятельностью этой переводчицы нас познакомила А.Тове: см. статью «Констанция Гарнет – переводчик и пропагандист русской литературы» // «Русская литература», 1958, № 4. С. 193-199)
  4. Ivan Turgenev. Virgin Soil translated by Michael Pursglove – Alma Classics – London, UK, 2014. Майкл Персглав (р. 1944) – известный в британских ученых кругах филолог, бывший преподаватель Экстерского университета, автор многих литературоведческих статей, опубликованных как в Англии, так и в нашей стране. До «Нови» им были переведены романы Тургенева «Отцы и дети» (Fathers and Children, 2010), «Дым» (Smoke, 2012), в 2016 году планируется публикация «Дворянского гнезда».
  5. Имеются в виду следующие статьи М. Персглава: On a new translation of Отцы и дети //Вестник Нижегородского лингвистического университета, вып. 11, 2010, pp. 89-101; From Дым to Rauchen in Baden-Baden: a new translation of Turgenev’s Smoke //Вестник Нижегородского лингвистического университета, вып. 14, 2011, pp. 66-78; Breaking new ground? Reflections on translating Turgenev’s Новь // Urbi et Academiae. Граду и научному сообществу. Научно-практический журнал. № 1 (3). Издательский дом «АЛЕФ-ПРЕСС», СПб., 2012. С. 167-174.
  6. Wilde O. Russian Novelists. //O.Wilde. The Complete Works. Vol. X11, N.Y., 1927. «Три великих романиста» – это, конечно, Тургенев, Толстой и Достоевский.
  7. Джон Голсуорси. Силуэты шести писателей // Джон Голсуорси. С С. В 16-ти т.т. М., 1962. Т. 16. С. 340
  8. Персглаву принадлежат многочисленные переводы из Пушкина, Лермонтова, Языкова, А.К. Толстого, Апухтина и др.
  9. Тургенев И.С. ПСС и П. В 30 т.т. Соч. В 12 т.т.  Т. 9. М., 1982
  10. Ivan Turgenev. Virgin Soil translated by Michael Pursglove – Alma Classics – London, UK, 2014
  11. Тамарченко Н.Д. Повествование в ряду композиционно-речевых форм // Введение в литературоведение: Учебное пособие / Чернец Л.В., Хализев В.Е. и др. М., 2004
  12. Подобных примеров можно было бы привести немало, но этого не позволяют рамки статьи.
  13. Жуковский В.А. «Радамист и Зенобия», трагедия в пяти действиях, в стихах, сочинение Кребильона. //Перевод – средство взаимного сближения народов: Художественная публицистика. М.,1987