Есть в жизни периоды, которые запоминаются на всю жизнь, к которым хочется возвращаться вновь и вновь. И студенческая пора – один из таких периодов. Это новый жизненный этап, наполненный позитивными, яркими моментами и впечатлениями: первые пары, сессии, бессонные ночи, проведенные над книгами и конспектами лекций и, конечно же, новые знакомства, друзья. Говорят, что студенческая дружба самая крепкая, нерушимая и обычно продолжается всю жизнь.
Дружеские отношения со студенческой поры связывали двух наших земляков – Тимофея Николаевича Грановского и Ивана Сергеевича Тургенева. Они познакомились в годы студенчества в Петербургском университете. Тургенев был на втором курсе, а Грановский уже заканчивал юридический факультет столичного университета. Разница в возрасте не помешала сближению молодых людей, которые оба любили искусство, науку, литературу и писали стихи. Их знакомство И. С. Тургенев описал в своей статье «Два слова о Грановском» так: «Я познакомился с ним в 1835 году в С.-Петербурге, в университете, в котором мы оба были студентами хотя он был старше меня летами и во время моего поступления находился уже на последнем курсе. Он не занимался исключительно историей; он даже писал тогда стихи (кто их не писал в молодости?), и я смутно помню отрывок из драмы «Фауст», прочитанный мне им в один темный зимний вечер, в большой и пустой его комнате, за шатким столиком, на котором вместо всякого угощения стоял графин воды и банка варенья».
Их общение продолжилось и спустя несколько лет в Берлине, но это были лишь нечастые встречи в кругу общих знакомых. Более же тесно оно пошло в Москве: были встречи, письма, которые свидетельствуют о глубоком уважении будущего писателя к начинавшему в то время профессорскую деятельность ученому. «Грановский был профессор превосходный, что, несмотря на его несколько замедленную речь, он владел тайною истинного красноречия; ˂…˃ К нему, как к роднику близ дороги, всякий подходил свободно и черпал живительную влагу изучения, которая струилась тем чище, чем сам преподаватель меньше прибавлял в нее своего. Свое, оригинальное в его поучении было именно это благородное самоотречение — это отсутствие личных прихотей и умствований. Он передавал науку, которую уважал глубоко и в которую честно верил, как сам принимал ее — не искажая ее, не силясь согнуть ее если не в систему, так в дугу. Этой же добросовестностью в передавании науки объясняется изящная красота его речи; так свет, проходя через прозрачный кристалл, не изменяясь в существе своем, играет живыми красками».
Тургенев уважал Грановского не только за его обширную эрудицию в области истории и литературы, но и за его убеждения, которые сам разделял. В письмах 50-х годов писатель постоянно передавал приветы Грановскому, спрашивал его мнение о своих произведениях (о «Постоялом дворе» и о первой части романа «Два поколения»). С личностью Грановского у Ивана Сергеевича было связано представление о лучших деятелях эпохи 1840-х годов, «которые бы твердой рукою держали и высоко поднимали светоч науки; которые, говоря нам о добре и нравственности — о человеческом достоинстве и чести, собственною жизнью подтверждали истину своих слов…» Таков был Грановский, после смерти которого Тургенев в статье «Два слова о Грановском» заключит: «Заменить его теперь не может ни один человек… Он жил недаром — он не умрет».
Но не только в статье «Два слова о Грановском» писатель увековечил память об историке. В романе «Накануне» с большим уважением имя Грановского упоминает Берсенев: «Какое же может быть лучшее призвание? Подумайте, пойти по следам Тимофея Николаевича… Одна мысль о подобной деятельности наполняет меня радостью и смущением». В другом произведении Тургенева — романе «Рудин» главный герой Дмитрий наделён некоторыми чертами Грановского, в частности, «владел тайною истинного красноречия» и «напоминает манеры, приемы и целый образ одного из любимейших людей нашего поколения», т. е. Грановского.
