Как известно, Пришвин начался как писатель после своего путешествия на Север нашей страны, но при этом «колыбелью своего чувства природы», подтолкнувшего его к творчеству, он называл именно Кавказ, где он побывал еще летом 1896 года, будучи студентом Рижского политехнического института. Из дневника Пришвина:

«В политехникум поступило на химический факультет предложение – прислать химиков для борьбы с филлоксерой, страшным вредителем виноградников…  Мы приехали на Кавказ и собрались в Гори, не только рижские студенты, а из разных учебных заведений, и все больше народники. Нас встретили в Гори оба организатора филлоксерного дела братья Старосельские – старые петровцы. Старший брат Владимир был губернатором  на Кавказе, но слетел, и теперь от нечего делать взялся спасать виноградники. Оба брата были народники, студентов они себе подбирали, и только наша «школа пролетарских вождей» явилась нежданно-негаданно. Целый месяц мы должны были под руководством Владимира Старосельского подготовляться к работе на виноградниках. По утрам мы занимались с микроскопами, а вечером и до глубокой ночи за большим столом с бурдюком кавказского вина спорили о роли личности в истории и о других подобных вещах.

Я не был еще тогда в состоянии спорить, не хватало тогда еще для этого какой-то черты, за которую я не смел переступить, но какой-то поплавок поднимался во мне с каждым днем все выше и выше. Я спорить не мог, но я усердно и даже отчаянно занимался в «школе народных вождей», читал трудный «Капитал», изучал спор Энгельса с Дюрингом, переводил с немецкого историю социализма Меринга и с особой страстью «Женщину и социализм» Августа Бебеля.

Природа Кавказа на меня действовала бессознательно, я ею не любовался, не удивлялся. Помню большую веранду, где мы пили вино и вели свои споры, огромное дерево орех, под которым праздновали с грузинами и пили много вина. Месяц большой, красный между чинарами, серые домики, крик гортанный и лязг оружия в близком духане. После Кавказа я стал сознательно понимать и родную природу».

«Когда я вернулся домой, то впервые увидел у себя на родине облака. Никакого внимания раньше на облака я не обращал, но после снежных гор понял облака над равниной елецкого района с ее ржаными полями, васильками и ромашками».

«Только после, когда я вернулся на родину, то перестал смеяться над нашими барышнями, которые, гуляя, смакуют ту или другую картину природы: березки, зеленые лужайки, облака… В особенности часто я стал останавливаться на облаках, вспоминая кавказские горы. Так что, я считаю, Кавказ был колыбелью и моей революционной веры, и моего чувства природы, сделавшего меня писателем…» А почему я не ехал на Кавказ, а стремился на север, то это из-за трудностей. Мне казалось, что все знают Кавказ, и он несомненно прекрасен, а вот поди-ка открой красоту на севере и покажи – вот это будет заслуга».