«Вернувшись после кавказской поездки, Пришвин еще не вступил в «школу народных вождей», возглавляемую тайно Василием Даниловичем Ульрихом, «невидимым», как называет его Пришвин. Вождь «школы» был уже немолодым человеком, известным в истории русской революции. Чтобы стать членом «школы», нужно быть принятым самим Ульрихом.

Видимым же вождем был студент Василий Александрович Горбачев, «высокий, сильный, красивый, с широкой русской бородой. Он был серьезен, в глазах его был трагический огонек» – так пишет Пришвин.

И вот подошло время совершиться новому действию в жизни Пришвина. Внешнее его содержание было вновь чрезвычайно просто, как и поездка на Кавказ: на Рижском побережье в Кайеренгофе юноша отправился купаться, заплыл слишком далеко и стал тонуть. Поблизости оказался тот самый студент Горбачев, который, по словам Пришвина, выволок его и притащил на дачу В.Д. Ульриха. Так он попал к вождю марксистского движения.

Это внешнее событие повлекло огромные внутренние последствия и сыграло решающую роль в судьбе молодого Пришвина: он стал членом социал-демократического кружка. Правда, его встретил здесь жесткий, какой-то даже нерусский догматизм. Ульрих делил весь мир на два класса: святых пролетариев и грешную буржуазию». Но юношу ничто не смущало, ему нравилась эта готовность к действию, и главное, что «это были все удалые ребята – жить собирались, а народники расплывались в слова».

С тех лет запала мысль и выплыла уже где-то под старость в дневнике 1940-х годов: «Революционеру не к лицу быть добрым. Революционер знает, что человек должен быть непременно твердым, а то злые любят мягких, добрых и делают их своими костылями, так и надо помнить, что настоящее зло хромое и ходит всегда на костылях добродетели».

Пришвин пишет: «Под влиянием Данилыча исчезла двойственность моей души: так прекрасная сказочная детская Азия вошла внутрь моего дела, сказка об Азии в сказку о мировой катастрофе и новой жизни, и всякие позывные в новую жизнь замолкли. Наше практическое занятие было в организации «школы пролетарских вождей» и в транспорте из-за границы революционной литературы, в переводе ее и распространении среди рабочих, в организации стачек и выступлений».

Наступила жизнь напряженная и рискованная, требовавшая самоотвержения: «В мое время это был настоящий крестный путь – быть комсомольцем в подпольном кружке». Но о себе самом, при всей его преданности общему делу, он должен был признаться: «Седи напряженных волевых революционеров, рассудительных и дельных, я похож был на Петю Ростова». И продолжает: «Я был юношей, до последней крайности неспособным к политической работе… доверчив, влюбчив в человека… Но самое главное, из чего вырастали все политические мои недостатки, это, что логические выводы ни малейшим образом не убеждали меня».

https://smolbattle.ru/threads/Рига-путешествие-в-прошлое.31899/page-2