Афанасий Фет и лирическое хозяйство
В 1860-м году, неожиданно для друзей и близких, Афанасий Фет покупает 200 десятин черноземной пахотной земли и недостроенный дом на хуторе Степановка на юге Мценского уезда. Этот поступок современники восприняли как странный, даже загадочный. Сейчас бы сказали, что он стал следствием кризиса среднего возраста. Иван Сергеевич Тургенев из-за границы пишет Фету 16 (28) июля: «Вы называете себя отставным офицером, поэтом, человеком <…> — и приписываете Ваше увядание, Вашу хандру отсутствию правильной деятельности… Э! Душа моя! Все не то… Молодость прошла — а старость еще не пришла — вот отчего приходится узлом к гузну».
Фету сорок лет, он недавно женился на Марии Петровне Боткиной, дочери богатого московского чаеторговца. Кстати, получил за невесту неплохое приданое — 30 тысяч серебром. Этот брак позволил ему бросить армейскую службу, которой он отдал двенадцать лет жизни ради единственной цели — дослужиться до дворянства. Но до ее осуществления было еще далеко. С другой стороны, Фет — признанный поэт, автор двух сборников стихов, вышедших в свет в 1840 и в 1856 годах. Он ярчайший представитель «чистого искусства», приверженцы которого не расточали звуки поэтической лиры на потребу дня. И вдруг «певец звезд, соловьев и роз», по выражению его современника В. Н. Турбина, становится помещиком. Тургенев предполагал, что Фет приобрел имение исключительно для охоты и в одном из писем просил друга прислать описание его угодий именно с этой точки зрения.
И вот, отвечая на все недоумения и удивления, Фет публикует в журнале Каткова «Русский вестник» свои «Из деревни. Заметки о вольнонаемном труде». Хотя сам автор назвал их иначе — «Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство». Первая статья Фета появилась в марте 1862 года. В ней Афанасий Афанасьевич сам объясняет, почему решил стать земледельцем-хозяином:
«Года за три еще до манифеста бездеятельная и дорогая городская жизнь стала сильно надоедать мне. <…> Мне пришла мысль купить клочок земли и заняться на нем сельским хозяйством; но первое условие, чтобы мне никто не мешал делать, что и как я хочу, и чтобы то, что я считаю своим, было мое действительно. Для меня всякое неопределенное состояние тягостнее всего. <…> Попав прямо со школьной скамьи на коня во фронт, я всю жизнь не имел никакого понятия о ходе земледельческих занятий, но подумав, что этим делом правят у нас на Руси и безграмотные старосты, я махнул рукой на земледельческую школу и решил приступить к делу в качестве слепца. При мысли отдохнуть среди своих полей, где, как говорит Гораций:
Вкруг тебя с ревом пасутся коровы,
Ржет кобылица, в четверку лихая, —
меня не покидала и другая: не затевать пустой игрушки, которая не окупит положенных на нее трудов и издержек, а следовательно надоест и отобьет охоту к занятиям, чего мне не хотелось. Я хотел, хотя на малом пространстве сделать что-либо действительно дельное». Примечательно, что будущее имение, по замыслу Фета, должно было находиться недалеко от родных мест — во Мценском уезде.
Имение, приобретенное Фетом, не было ни благоустроенным, ни живописным. Вот как писал о нем Тургенев Полонскому 14 (26) 1861 года: «Теперь он возвратился восвояси, т.е. в тот маленький клочок земли, которую он купил посреди голой степи, где вместо природы существует одно пространство (чудный выбор для певца природы!), но где хлеб родится хорошо и где у него довольно уютный дом, над которым он возится как исступленный. Он вообще стал рьяным хозяином, Музу прогнал взашею — а впрочем такой же любезный и забавный, как всегда».
То, что для Фета новое увлечение не было «пустой игрушкой» становится ясно из того, с какой серьезностью он отдается новому делу. Степановке Фет посвятил 17 лет жизни, превратив имение в образцовое хозяйство. В этом проявился фетовский характер: последовательность, сильная воля, трудолюбие.
Трудности первоначального периода сломили бы любого, но только не Фета. Имение Фет купил в августе, и до начала зимы, в кратчайшие сроки, необходимо было построить контору для приказчика, помещение для личной прислуги, молотильный сарай, ледник; вырыть пруд, погреб и картофельную яму.
У Фета своя философия. Он начинает с того, что определяет отношения с нанятыми рабочими. «Там, где нет дружбы, признательности и т.п., отношения должны основываться на справедливости, — пишет Фет. — А в деле обязательств справедливость состоит в добросовестном их исполнении. Нанимая рабочего, я обязуюсь его тепло поместить, сытно кормить здоровою пищей, не требовать работ свыше условия и исправно платить заработки. Кроме этого, мне хотелось, чтобы они чувствовали, что я дорожу их благосостоянием». Фет подробно описывает недельное меню работников, видимо, гордясь предоставленным им рационом питания : «3 дня щи с салом, 1/2 фунта на 15 человек; 3 дня щи с солониной по 1/2 фунта на человека; 2 постные дня с конопляным маслом — 2 фунта в неделю на 20 человек. Молока, если можно, по штофу на человека, хлеба и картофелю сколько поедят. Зимой соленые, летом свежие огурцы и лук. Круп ровно вдвое против солдатского пая, из которого в артели выходит хорошая каша. Едят три раза в день: за завтраком, обедом и ужином. Кроме того, каждый берет с собою хлеба за пазуху, если хочет».
Фет решает для себя и другой важный вопрос: взаимодействовать с работниками лично или через посредников (старосту или приказчика). И здесь у Фета целая философия: «Первый способ, которого придерживался мой предшественник, имеет свою выгоду. Если хозяин, поступив бестактно, нанесет вред экономии, то платит за собственные промахи, а при посреднике он рискует расплачиваться за чужие. О жалованье и содержании надсмотрщика, падающих на экономию, я уже и не говорю. С другой стороны: надсмотрщик идет будить рабочего, звать на работу и становить на нее Ивана, когда на нее хотелось бы Сидору, и его непременно встретят ропотом, а спросонья и бранью. Кроме того, если не послушались надсмотрщика, есть инстанция выше — хозяин; а не послушались хозяина, надо судиться». Фет решает взять «надсмотрщика». Но он не отстранился от работников, активно принимал участие в важных переговорах с ними. Найти хороших работников на многочисленные работы невероятно тяжело. Нанятые работники норовят отлынить от дела, уйти домой, обмануть нанимателя; портят дорогой инвентарь. Вот как пишет Фет об одном из нанятых работников, Василии: «Он занимается всем и повсюду поспевает. Каменную и штукатурную работу хоть во дворец, бьет конопляное масло в большом количестве, выделывает кожи, ездит в извозы; словом, на все руки, но иметь с ним дело — пытка. Никакая логика не может вытащить его на предварительную смету или условие».
Фет заботится о работниках. Он приводит такой случай: поденщик Алексей поранил глаз веткой ракиты, глаз воспалился. Фет лично оказал пострадавшему первую помощь, так как когда-то делал в полку, на пыльных степных маневрах. И себе и солдатам он нередко лечил глаза свежею водой, в которую добавлял несколько капель одеколона. После этого Фет отправил пострадавшего в Орел к доктору. «На третий день посланный вернулся с Алексеем и привезли лекарства, разумеется, на мой счет». Фет лично простриг больному затылок, налепил мушку и показал употребление капель. Через три дня Алексней был на работе, с ясным и здоровым глазом. Каково же было удивление Фета, когда он узнал от управляющего, что исцеленный им работник отказывается от выполнения работы. Фет не пишет, какими словами он усовестил Алексея, но после беседы с барином исцеленный стал отличаться от всех поденщиков кротостью и трудолюбием.
За короткое время Фет превращает Степановку в процветающее хозяйство: конный завод, мельницы, молотилки, овины, конюшни. При этом стройка, рытье пруда, уборка урожая, молотьба — все это идет на новой, никем не опробованной еще основе вольнонаемного труда. Уже через пару лет в Степановке отдыхают друзья и родственники поэта. Вот только стихи теперь Фет практически не пишет; на досуге переводит римских классиков и выступает в периодической печати со статьями на сельскохозяйственные темы.
