Известная московская художница Раиса Николаевна Зелинская-Платэ многие годы была дружна с замечательным писателем-пушкинистом, необычайно светлым человеком, нашим земляком, Иваном Алексеевичем Новиковым.
Будущая художница, дочь знаменитого химика Николая Дмитриевича Зелинского, познакомилась с писателем Иваном Новиковым в Кисловодске, в санатории ЦЕКУБУ в 1927 году, куда шестнадцатилетняя девушка приехала отдыхать с родителями. На одном из литературных вечеров-капустников, проводимых в санатории, им было поручено сочинить поэму-пародию на некоего Пискарева, в результате чего они очень сдружились. «По возрасту Иван Алексеевич, — вспоминала она впоследствии, — не примыкал тогда ни к старикам, ни к молодежи – было ему 50 лет, худенький, с бородкой и держался особняком. Но когда дело дошло до постановки шарад и пародий, И.А. обозначился как неистощимый кладезь выдумок. А руководство всей постановкой принадлежало Станиславскому, и он относился ко всему крайне серьезно».
Вторично писатель и художница встретились только в 1946 году на подмосковной даче «42-й километр» по Казанской дороге. К этому времени, Раиса Николаевна была уже достаточно известным в Москве живописцем и матерью двоих детей. Этим же летом был написан известный портрет Новикова в саду на скамейке, авторская копия которого украшает один из залов Музея писателей-орловцев. «И.А. приходил позировать очень аккуратно, не заставляя художника переживать опоздание модели, — вспоминала Зелинская, — и сеансы проходили в обоюдном согласии. Позировал он хорошо и с желанием, чтобы портрет получился, а это всегда важно для работы. Помогло и то, что человек он был веселый, с мягким юмором и очень ясными глазами зеленоватого цвета».
С этого времени их встречи стали постоянными. Раиса Николаевна часто бывала в доме Новикова в Лаврушинском переулке Москвы, хорошо знала его семью. В своей мемуарной книге «Среди химиков и художников. Дневники моей жизни» Зелинская с восторгом описывает супругу писателя: «… я сразу влюбилась в его жену Ольгу Максимилиановну. Высокая, красивая и породистая женщина, очень скромно и со вкусом одетая, с чисто королевской приветливостью встретила нас с мужем, молодых и ничем не примечательных людей, как будто именно мы и были ей желанны. Удивительно красиво был накрыт столик для чая, а с каким радушием подавалось скромное угощение! Времена были тяжелые, люди жили небогато, но у нас у обоих осталось ощущение праздника от визита к ним. Впоследствии я поняла, что О.М. с одинаковой царственной простотой умела и принять гостей, и подмести двор».
Новиков всегда широко и весело праздновал свои именины. «На «Иванов день» 20 января, — вспоминает художница, — народ шел к Новиковым в Лаврушинский переулок чествовать хозяина дома. После ужина именинник всегда организовывал шарады. Иван Алексеевич оказался прекрасным актером, его пасынок Ростя в свое время учился в школе МХАТа, так что представляли вполне профессионально, и удовольствие получали все – участники и зрители».
В скромной квартире Ивана Алексеевича, по воспоминаниям художницы, всегда царила какая-то особая теплая атмосфера, а обстановка – удивительно гармонично отражала внутренний мир и круг интересов его личности. «Иван Алексеевич умел уютно сидеть в своем кабинете, — пишет она, — и почему-то присутствие мраморного бюста Пушкина работы Златовратского не делало его кабинет официальным, как бывает иногда со скульптурой в квартире. Иногда даже казалось, что они просто беседуют друг с другом – так органично вписался пушкинский мир с рисунками Ульянова на стенах во внутренний мир Ивана Алексеевича.
Иногда, прервав нашу с ним беседу, И.А. вдруг предлагал: « — Пойдемте на кухню, я вас картошечкой угощу!». Он так вкусно ее поджаривал маленькими кусочками, что оторваться нельзя. Помню его неожиданные утренние телефонные звонки: «- Р.Н., я, знаете, сегодня сон странный видел, будто вы к нам собираетесь, к чему бы это?». « — Да, ведь, и правда собираюсь!», — радостно кричу я и иду в Лаврушинский, если даже собиралась совсем в другое место».
Хочется еще раз подтвердить, — заключает Р.Н. Зелинская свои короткие, но такие живые воспоминания о нашем удивительном земляке, — что хорошие большие люди не умирают совсем, и их влияние, их особенная посмертная жизнь продолжается».