Почему всё так изменилось? Мне казалось, что и взрослые не смогли бы ответить на этот вопрос, – ведь даже папа молчит. Он молчит и иногда выходит на башню и подолгу смотрит в ту сторону, где Кронштадт и где, влево от него, в дымчатом мареве далёкого горизонта виднеется Толбухин маяк, ограждающий подступы к Петрограду. Папа как будто ждёт чего-то оттуда: может быть, ответа всё на тот же вопрос?
Почему мы больше не ездим в Петроград? Я гораздо больше любила жить на Чёрной речке – нельзя и сравнить! – но в Петрограде тоже бывало интересно, и папа всегда приезжал оттуда весёлый, шумный, много рассказывал и смеялся. Ему, наверное, хочется туда поехать, но почему тогда он не едет, а только смотрит туда в свой морской бинокль? Делается тоскливо от этих назойливых вопросов, на которые некому ответить. Да они и не выражены никаким конкретным способом, а просто где-то висят в воздухе, мерцают, как таинственные и бесшумные зарницы далёкой грозы.
Я начинаю вспоминать Петроград, нашу квартиру на углу Мойки и Марсового поля. Когда ещё в подъезде сходишь с лифта – тоже очень интересная машина! – и на тебя пахнет из открытой двери, то первым делом поражаешься, как особенно пахнет в Петрограде – немного морем, какой-то морской сыростью и туманом, немного арбузом и талым снегом… Стоишь, нюхаешь, а потом взвизгнешь от радости и помчишься по тротуару. «Куда, куда понеслась? – кричит тётя Наташа. – Ещё под извозчика попадешь!». Она хватает меня за руку, но я и сама опомнилась – как я забыла. Что на мне новенькое каракулевое пальтишко, а на груди, что самое главное, пришит красный бантик. У Савки такое же пальто и такой же бантик, мы берёмся за руки и важно прохаживаемся по тротуару, всё время скашивая глаза на бантик. Видят ли прохожие? Мы ещё больше выпячиваем грудь. Две старушки проходят мимо, и одна говорит: «Посмотри, какие маленькие – и уже тоже с красными бантами!». <…>
Петрограда мы <…> больше не увидели, и вся жизнь сосредоточилась на Чёрной речке. Она становилась все суровее и замкнутее, но на нас мало отражались внешние события, так как мы были слишком заняты своими детскими делами и приключениями.