Впервые – Андреев Л.Н. Мысль. Современная трагедия в 3-х действиях и 6-ти картинах. СПб., Прометей, 1914. Одновременно с подзаголовком «Драма в 6-ти картинах» вышла в берлинском издательстве И.П. Ладыжникова.

          Замысел переделки раннего рассказа «Мысль» (1902) в пьесу во многом связан со стремлением писателя реализовать одну из центральных идей его теории «театра панпсихизма»: «Жизнь стала психологичнее, если так можно выразиться, в ряд с первичными страстями и «вечными» героями драмы: любовью и голодом – встал новый герой – интеллект. Не голод, не любовь, не честолюбие: мысль, человеческая мысль в ее страданиях, радостях и борьбе – вот кто истинный герой современной жизни, а стало быть, вот кому и первенство в драме».

          Первое упоминание об этом замысле возникает в письме к Немировичу-Данченко от 31 октября 1913 г. Идея пьесы настолько увлекает Андреева, что уже 6 ноября он пишет тому же адресату: «С бешенством принялся за работу – и вот драма почти готова, написано три акта и одна картина, остается только одно действие. И это меньше, чем в четыре дня!».

          Андреев придавал большое значение новаторским идеям, заложенным в «Мысли», и потому, узнав о согласии совета Художественного театра на ее постановку, он настаивает, чтобы она осуществилась уже в этом театральном сезоне. Премьера «Мысли» в МХТ состоялась 17 марта 1914 г., в апреле театр с этим спектаклем приехал на гастроли в Петербург. Блестяще сыгравшему в пьесе роль Керженцева актеру Л.М. Леонидову Андреев еще во время репетиций направил обширное письмо, подробно изъясняющее идеи пьесы и особенности ее центральных образов.

          Реакция критики на постановку «Мысли» была в подавляющем большинстве отрицательной. Пресса, сначала московская, а затем и петербургская, буквально обрушилась на автора с обвинениями в чрезмерном смаковании мрачных начал человеческой психики и стремлении к драматической вычурности. Один из немногих положительных отзывов принадлежит Ф. Сологубу. Писатель-символист  истолковывает неуспех андреевской драмы как конфликт между «возвышенным замыслом» художника и мещанским вкусом публики, подогреваемый предвзятостью театральной критики: «Обыватель не понимал и сердился, — чем выше поднимается художник, тем он становится дальше от толпы. А между тем, если бы не предвзятое отношение многих в наши дни к Леониду Андрееву, то как же было бы не очароваться этою совершенною стройностью построения драмы, этою победою высокой мысли!» Отвергая характерный упрек критики в том, что пьеса является лишь неудачной попыткой перенести на сцену психологические коллизии рассказа «Мысль», Сологуб утверждает, что в драме нет «никаких следов механического переделывания, ничего лишнего, ничего недосказанного, — превосходное произведение зрелого мастера, совершеннейшая из драм Леонида Андреева, драгоценное приобретение для театра».