Близятся теплые майские дни, и дачная тема активно обсуждается даже на самоизоляции. И мы решили разобраться, откуда же пришла к нам дачная традиция, и как проводил свое время на даче писатель Николай Семёнович Лесков.
Слово «дача» происходит от глагола «давать». Это земля, данная государем своим подданным на определенных условиях: за службу в ополчении, за боевые и гражданские заслуги. Эта практика, восходящая к XV веку, первоначально не имела ровно никакого отношения к загородному отдыху. Только во второй половине 18 века слово «дача» приобрело современное значение – как загородный дом с приусадебным участком, расположенной недалеко от города, и не являющийся при этом основным местом жительства хозяина дома. Первые дачи появились в России в начале XVIII века, при Петре I. Царь посчитал, что для того, чтобы высшие чиновники не разъезжались по дальним поместьям на лето, и всегда оставались «под рукой», надо дать им землю под Петербургом.
Аристократия и мещане выезжали за город в XVIII веке, однако же, мода на дачи появилась в конце 1830-х годов. Это было связано с пришедшей из Франции модой на путешествия, открытие новых красот, поиск новых памятных мест. Способствовало ей в России строительство железной дороги из Петербурга в Павловск. Дачи в Павловске, Петергофе и других дворцовых пригородах были очень дорогие и говорили о высоком социальном положении дачника.
Важную роль в ежегодном дачном переселении играли медицинские практики. На даче укрепляли здоровье, уезжали от эпидемий холеры, тифа, скарлатины и других заразных болезней. Так, во время жестокой эпидемии холеры 1831 года в Петергофе не было зафиксировано ни одного случая заболевания — и горожане стремились вывезти семьи в эти места — в тот год и много позже.
Заселялись дачники с наступлением тепла, то есть с начала мая по старому стилю. Соответственно, сейчас бы это время назвали «после майских праздников». Редко когда после 9 мая на деревьях еще не начинала пробиваться листва. В жаркий год, конечно же, дачники перебирались за город пораньше.
Обычно в литературе того времени мы встречаем сетования на дачную скуку. Скука — бич того времени: чиновник, приезжавший к семье на дачу, играл в карты; жена его маялась от безделья. Во многом это стереотипы. Илья Репин работал везде, где бы ни находился, и скучно ему не было. Гимназисты готовились к предстоящему году, иногда изучали программы предметов заранее. На даче была масса подвижных игр, прогулки, экскурсии. На дачу приезжали гости и родственники.
А вот как вспоминает Андрей Николаевич Лесков, сын писателя, о поездке на дачу под Выборгом: «При одном из вечерних обсуждений друг
друга сменяющих планов отец мой неожиданно, с не совсем искренней беззаботностью, выдвигает заранее разработанное им предложение: живописнейшее местоположение, купанье, лодка, рыбная ловля, сосновый бор, изобилие прогулок, грибы, ягоды, просторное и обособленное помещение, всего три часа железнодорожного пути, а там — десять минут пароходиком до места!
— Где это? — коротко и малодоверчиво спрашивает мать.
— Под самым Выборгом, на берегу знаменитого своими красотами Сайменского канала! Юлия Денисовна <Засецкая. — А. Л.>, в виде одолжения ей, просит занять любую из двух ее, оставшихся неснятыми, дач, присмотрев за другою…
Передавая отцу налитый стакан чая, мать, с холодком дышащей рассеянностью, отклоняет явно нелюбезную ей комбинацию. Отец оскорбляется и, может быть излишне ультимативно, заявляя, что во всяком случае проведет лето именно там, демонстративно уходит со своим стаканом в кабинет. Вопрос снимается с дальнейшего обсуждения. Мать нанимает дачу в тихом тогда Лесном, удобном по положению и хозяйственным условиям. Летом снова порознь, но на этот раз в эту рознь включаюсь уже и я, которого отец берет с собою в Выборг.
Дачи Засецкой оказываются довольно нелепыми. Очевидно, эту простосердечную и доверчивую женщину с ними хорошо обвели. Справа, в расстоянии трехсот — пятисот шагов, стояла лесопилка, лязг «рам» которой неустанно слышался у нас весь день. Впереди стояла чья-то большая прекрасная тенистая усадьба, спускавшаяся прямо к Сайме и полностью отгораживавшая от нее лысоватый и кургузый участок Засецкой, выкроенный в невзрачном глухом тупике, запиравшемся лесопильней. Вдоль правого фаса закрывавшей от нас залив нарядной виллы шел узковатый коридористый проход к нашей купальне и лодке, почему-то носившей имя польского воителя — Сапега.
От вокзала было километра четыре. Пароходик бегал от городской пристани проворно и часто, останавливаясь близко, у лесопильни. Близок был и прекрасный парк баронов Николаи «Монрепо»». (Монрепо́ (фр. Mon Repos — «мой покой», «моё отдохновение») — скальный пейзажный парк на берегу бухты Защитной Выборгского залива, на острове Твердыш в северной части города Выборга в Ленинградской области. Расцвет Монрепо связан с именем президента Санкт-Петербургской Академии наук Людвига Генриха Николаи, который приобрел имение в 1788 году, а после ухода в 1803 году в отставку, всецело предался украшению и воспеванию в стихах любимого поместья. Слава о романтической усадьбе была столь широка, что парк даже посетил в 1863 году российский император — Александр II).
Для Андрея Лескова воспоминания о дачной жизни не слишком радостные. Он еще очень юн, отец строго следил за его занятиями для поступления в гимназию, прогулки были не столь веселы, так как проходили по одному и тому же маршруту. «А в общем жилось невообразимо тоскливо, – отмечает А.Н. Лесков. – Молодежь наша вся перебывала у нас, и никто
долго не загостился. Кругом непостигаемо чужой говор. Кроме Монрепо, ходить некуда. Грибы и ягоды — только на базаре, дороже Петербурга, так как на русских деньгах есть потеря при размене их на финские марки и пенни».
Но однажды всё меняется – у Лесковых появляются новые знакомые, с которыми очень быстро находит общий язык и Николай Семёнович, и Андрей. «Все изменилось для меня, как по волшебству. Но всего удивительнее было — с каким явным удовольствием стал дружить с новыми знакомыми успевший истосковаться по обществу, без возможности очаровывать других своей беседой, сам Лесков, уже больше месяца не слышавший русского слова и объяснявшийся даже со служанкой наполовину пантомимой. Видно было, что точно камень свалился у него с плеч, а с тем свалились и с меня почти все ничему не служившие его школьные занятия со мной, как и унылые прогулки в парке, заменившиеся играми с детьми Павла Гавриловича Кандиба, его жены Надежды Николаевны и его кузины Веры Тимофеевны Райко.
Дружба со всеми ними, в виде редкостного исключения, сохранилась на весь век каждого.
Я воскрес. Отец отвлекся от педагогии и целиком отдался работе, о которой я узнал многие годы спустя».
Дача становилась неотъемлемой частью жизни дворян, офицеров, чиновников, интеллигенции, богатых купцов. Там проводили немногим менее полугода. В большинстве случаев дачи представляли собой одно- и двухэтажные деревянные строения с набором самых необходимых помещений. Жилище часто возводили самостоятельно, без всяких чертежей. Но в помощь застройщикам выпускали специальные проектные альбомы дач.
В дачах, которые сдавали в аренду, было всё необходимое для бытовой жизни. Так, в них зачастую стояли тульские самовары, кузнецовский фарфор, венские стулья, кресла и диваны, плетеная мебель для мансард. По стенам были развешаны картины известных в то время художников. Иногда встречались и музыкальные инструменты — например, немецкие пианино.
Выбор дач был огромен. В помощь желающим снять домик газеты печатали объявления, путеводители по дачным окрестностям Петербурга, также выходили специализированные издания, посвященные конкретному поселку. Можно было и самостоятельно объезжать окрестности в поисках свободных домов. Многочисленные руководства для дачников давали советы, на что обращать внимание, нанимая летнее жилье. Самым важным условием было «здоровье местности, удовлетворяющее всем возможным гигиеническим требованиям». В этом отношении одними из лучших считались места с сосновым лесом и песчаными почвами. Наличие водоема приветствовалось. Однако на деле решающим фактором, как и в настоящее время, являлась транспортная доступность местности. Ведь многие горожане вывозили свои семьи на природу, но сами каждый день ездили на службу в город. Решением проблем дачников стало строительство железных дорог —
Царскосельской (1838), Николаевской (1851), Петербургско-Варшавской (1851), Балтийской (1857).
Николай Семёнович Лесков часто уезжал жить в летние месяцы на съемные дачи, которые находились на прибалтийском побережье. Несомненно, впечатления от этих мест нашли свое место в произведениях писателя.
На фотографиях: г. Выборг; Парк «Монрепо».
