В годы войны всё, связанное с потерей России, для Бунина ушло в сторону, осталось одно: его родина, от которой он никогда не отрывался душой, в великой опасности. Дневники писателя этих лет становятся и хроникой военных событий, и отражением его патриотической позиции. Бунин решительно отказался публиковать свои произведения в фашистских издательствах. В доме, который снимал Бунин в Грассе в годы войны, находили приют многие нуждавшиеся в помощи друзья. Он прятал у себя от гестапо пианиста А.Б.Либермана и его жену – как евреям им грозил арест и концлагерь.

В мае 1945 года Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины покинули Грасс и вернулись в Париж в свою квартиру на улице Жака Оффенбаха. Писатель Н.Я.Рощин, близко знавший Бунина в эмиграции, вспоминал:

«Освобождение Франции Бунин назвал «Великим праздником», победы Советской Армии приводили его в восхищение. Однажды на спектакле Русского театра в Париже место Бунина оказалось бок о бок с местом молодого подполковника Советской военной миссии. В антракте подполковник встал и, обращаясь к соседу, сказал: «Кажется, я имею честь сидеть с И.А.Буниным?» И Бунин, поднявшийся с юношеской стремительностью, ответил: «А я имею ещё большую честь сидеть рядом с офицером нашей великой армии».

В Советском Союзе было известно об антифашистской патриотической позиции Бунина в годы войны. В послевоенные годы с советской стороны стали предприниматься попытки убедить писателя вернуться на родину. В 1946 году в Париже  с Буниным несколько раз встречался К.М.Симонов. В воспоминаниях Константин Михайлович писал: «Я относился к Бунину как очень хорошему писателю и как к человеку, занявшему во время войны достойную патриотическую позицию… Словом, мне хотелось, чтобы Бунин вернулся домой». Это было не только желание Симонова, но и задание «сверху» уговорить Бунина вернуться. В беседах с ним Симонов почувствовал его мучительные колебания. Это было связано с нежеланием писателя утратить свою художническую независимость и неспособностью пойти на компромиссы в угоду существующему в советской России режиму. Симонов писал о Бунине в воспоминаниях: «Тогда, в сорок шестом, после своего вызывающего поведения по отношению к немцам он считал себя вправе и вернуться и не возвращаться, считал, что он может взять и может не брать советский паспорт, что он всё равно чист перед Россией. В нём явно было это самоощущение гордости и чистоты».