«Лесков не мог два раза рассказывать о чём бы то ни было, не привнося каждый раз непроизвольных вариаций, в которые тут же сам начинал глубоко и убеждённо верить. Незыблемая точность тяготила. Даже в цитатах он не был строг, приводя их по памяти и сплошь да рядом – в отвечающей его задачам редакции. Раздражал и педантизм библиографов, которые подчас казались ему даже «противны».

Близких повествовательные вариации главы дома повергали подчас в большое смущение. Наиболее строптивые, хотя бы неправомочные, решались бросить ему, украдкой от посторонних слушателей, негодующие взгляды. В творческом порыве рассказчик холодно отводил глаза».