Из цикла "Прогулки с писателем". Прогулка по Орлу с Федором Крюковым

Из цикла "Прогулки с писателем". Прогулка по Орлу с Федором Крюковым

 

Сегодня мы совершим с вами виртуальную прогулку по Орлу в сопровождении необычного экскурсовода — писателя Федора Дмитриевича Крюкова.
В этом году исполнилось 150 лет со дня рождения и 100 лет со дня смерти Крюкова. Его имя чаще всего звучит, когда речь заходит о загадке авторства романа-эпопеи «Тихий Дон». Ряд авторитетных исследователей убеждены в том, что именно Крюков является автором знаменитого произведения, переработанного Михаилом Шолоховым. Литературное наследие Федора Крюкова обширно: в последнее время вышли в свет шесть томов его произведений, большинство из которых посвящены жизни земляков-казаков. Но в судьбе и творчестве Крюкова есть большая и светлая глава, которую без натяжки можно назвать орловской: 13 лет провел в нашем городе Федор Крюков и посвятил орловцам ряд ярчайших произведений. Надо сказать, что далеко не все писатели, рожденные в Орле, могут «похвастаться» таким творческим багажом, созданного на чисто орловском материале. Например, Михаил Пришвин, который причислен к славной плеяде писателей-орловцев по праву своего рождения в Елецком уезде Орловской губернии, ни одной строки не посвятил Орлу. Произведения же донского писателя Крюкова дают нам прекрасную возможность увидеть и почувствовать родной город, каким он был в начале XX века.
Родился Федор Дмитриевич 14 февраля 1870 года (по новому стилю), в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа области Войска Донского. Отец писателя был станичным атаманом, мать – из дворян. В семье, кроме Федора, воспитывалось еще трое детей: две дочери и младший сын.
С серебряной медалью Крюков окончил Усть-Медведицкую окружную гимназию, а в 1892 году — Императорский Санкт-Петербургский историко-филологический институт, готовивший гимназических преподавателей гуманитарных дисциплин. Молодой педагог, полный надежда и веры в призвание, приезжает в губернский Орел.
Фёдор Дмитриевич становится воспитателем пансиона мужской гимназии, а также учителем истории и географии; преподает историю в Николаевской женской гимназии, а в Орловском Бахтина кадетском корпусе – словесность.
Мысли, чувства, наблюдения необычного педагога-литератора легли в основу удивительных по искренности, яркости повестей: «Картинки школьной жизни», «Новые дни», «Неопалимая купина».
Два здания, в которых разворачиваются события крюковских повестей, сохранились в Орле – это здание мужской гимназии, расположенное по адресу: Воскресенский переулок, 3 (ныне в нем находится один из факультетов Орловского госуниверситета им. И.С. Тургенева) и здание гимназического пансиона (ул. Карачевская, 72). О последнем мы расскажем чуть позже.
Последним, кто до Крюкова много и со знанием предмета писал об орловской мужской гимназии, был ее ученик Николай Лесков. Время действия описанных в очерках и рассказах Николаем Семеновичем событий – сороковые годы XIX, а у Крюкова – первые годы XX века. Классическое образование накануне революции 1905 года переживает кризис: необходимость перемен ощущают и преподаватели, и гимназисты; дух вольномыслия врывается в классы, где десятилетиями ничего не менялось.
Благодаря Крюкову, читатель переносится в гимназические аудитории, присутствует на экзаменах и уроках, становится участником педагогических советов, на которых решаются вопросы исключения гимназистов. Перед нами встают разнообразные физиономии учеников Крюкова: добросовестных зубрил, отъявленных хулиганов, трогательных подготовишек и учеников младших классов, юных поэтов-подростков, таких как Александр Тиняков, один из учеников Крюкова…
В повести «Новые дни» Крюков выступает под фамилией Краев. «Они были друзья – Краев и все эти стриженые, неудержимо жизнерадостные лентяи, протобестии и архиплуты. Но дружба не мешала им постоянно ссориться».
Жизнь в Орле трудна, ограничена узким миром учебных заведений. Подъем в шесть утра, уроки, ночные дежурства в пансионе, где нет возможности выспаться, отдохнуть. Проказы учеников вынуждают постоянно быть начеку. Не забывать ни на минуту об ответственности за жизнь и здоровье детей.
«После пятого урока Краев шел из гимназии на дежурство в пансион, не заходя на свою квартиру. Два раза в неделю он, как воспитатель пансиона, должен был дежурить по суткам. Это было крайне утомительно, тяжело, но давало лишнюю тысячу рублей в год, и Краев уже 12 лет тянул эту скучную и изнурительную лямку – ради семьи: кроме матери у него были еще сестры, которых надо было еще учить».
Бедность постоянный спутник гимназических педагогов. У Крюкова даже описание орловских улиц созвучно безрадостному существованию этих задавленных нуждой людей: «Был уже второй час ночи, когда учителя расходились из гимназии. Тротуары были мокры и скользки. Тускло горели редкие керосиновые фонари. Лунная ночь, закутанная тучами, глядела огорченной, больной старухой. В воздухе сырая мгла сеялась с неба, похожего на промасленную бумагу. Усталым, мрачным людям было далеко идти. Почти все жили в глухих, отдаленных улицах города: Мещанских, Пуховых, Пеньковых, Посадских и т.п., а гимназия находилась в центре города. Никто не взял извозчика – из экономии, и все шлепали тяжело и сердито по мокрым камням тротуаров и по лужам перекрестков». Наверное, в темные дни поздней осени и современный орловец не раз испытывал это гнетущее чувство неуюта окраинных улиц Орла, когда вынужденно выбирался из дома…
Здание пансиона, пережив революцию, гражданскую и Великую Отечественную войны, сохранилось в Орле. Все те же в нем сводчатые потолки, все та же лестница с литым ажурным ограждением. Они помнят Крюкова и его гимназистов. Сейчас в этом здании находятся швейные мастерские техникума технологии и предпринимательства им. А. Русанова. В бывших спальнях и классных комнатах – швейные машинки. Прилежные орловские девушки постигают за ними тайны швейного мастерства. Сегодня – это женское царство. Вот бы удивились прежние мальчишки-пансионеры, если бы узнали, что их альма-матер «унаследовали» девчонки!
А вот что писал Крюков о том времени, когда ему довелось трудиться пансионным воспитателем: «Краев вошел в парадную дверь двухэтажного дома, на фронтоне которого была надпись: «Пансион М-ской гимназии.
Отворяя дверь с улицы, он слышал визгливо-нестройные и докучные звуки флейты, — кто-то упражнялся наверху в приемной комнате. В швейцарской, прежде всего, на глаза ему попались ноги, торчавшие из-за шкафа: швейцар, по обыкновению, спал сном праведника. Черномазый Митька, помощник повара, в своем грязном фартуке, направлялся с грудой тарелок из буфета в кухню… Краев прошел в классную комнату, большую, уставленную шкафами и партами. За партами сидело несколько учеников. В перспективе, в спальне, видны были лежащие и сидящие по койкам фигуры. Из столовой доносились характерные звуки барахтанья, стука и усердной возни на полу… Помещение пансиона было неудобное, тесное, без отдельных дортуаров. Директор-аферист приобрел с публичного торга два купеческих дома с пятью десятинами земли – за 19 тысяч. Через несколько дней он перепродал один из них и полдесятины земли в казну под пансион уже за 28 тысяч. На приспособление этого дома для общежития, на ремонт, поправки, расширение и прочее ежегодно отпускались значительные суммы. Но ремонт больше производился в собственном доме директора, а пансион все ждал расширения, продолжая оставаться тесным, грязным, отвратительным, совершенно не приспособленным для общежития».
Современным преподавателям, наверное, будут понятны сомнения и переживания молодого учителя в своем призвании, способностях, отдаче от своего труда, которая не всегда очевидна. Как избежать профессиональной деградации, зародить в них интерес к предметам? Как не срываться, не терять человеческого достоинства, когда твои нервы расшатаны за долгие годы работы с несносными шалунами?! Только представьте: число учащихся в классе доходило до 72 человек! Прибавьте к этому тяжелое материальное положение учителя, постоянный контроль вышестоящего начальства.
«Первые пять лет своей службы он добросовестно готовился к урокам, составлял конспекты, планы, знал заранее, что будет говорить, кое-чему учился, читал по своей специальности. Потом завалил себя уроками, чтобы дойти до содержания в 2,5 – 3 тысячи рублей и махнул на все рукой. Стал, как все, действовать по вдохновению, ограничившись коротким знанием нескольких учебников. Выходило, как ему казалось, не хуже. Был такой же процент интересующихся предметом и с тем же успехом можно было втереть очки любому начальству, которое все, без исключения, было в достаточной степени невежественно. Он был нетребователен, добродушен, не прижимал баллами учеников, и они его любили».

Из повести «Новые дни» мы узнаем о забастовке, охватившей все средние учебные заведения Орла в 1905 году. Гимназисты требовали отмены внешкольного надзора, обысков, распечатывания писем, формы, обязательного посещения церкви, балльной системы. Стояли за введение лекционного способа преподавания, передачи библиотеки в руки учеников и так далее. Учиться никто не хотел. Отвечать на уроках отказывались…
Главный герой повести «Неопалимая Купина» — всеми уважаемый в Орле преподаватель истории по фамилии Мамалыга неожиданно для себя обнаруживает, что давно выполняет роль почтового ящика или почтовой лошади для гимназистов города: за подкладкой своей фуражки он, не ведая о том сам, переносит любовные письма из мужской гимназии – в женскую, Николаевскую. Здание Николаевской женской гимназии находилось на углу Болховской и Садовой, на том месте, где сегодня расположен сквер перед Домом Советов. Во время Великой Отечественной войны здание было частично разрушено, окончательно снесено при строительстве здания администрации Орловской области.
Нам, орловцам, легко представить этот недолгий путь из мужской гимназии вверх по Болховской до женской. Можно только восхититься изобретательностью гимназистов, придумавших такой оригинальный и надежный способ переправлять письма барышням-гимназисткам.
«Подозрение охватило вдруг Мамалыгу. Он заглянул на дно фуражки и увидел еще письмецо, свернутое треугольничком. Отвернул подкладку околыша – и за ней открыл несколько тщательно свернутых записок. У него даже пот выступил на лбу. Он понял теперь внезапным озарением, почему иногда фуражка казалась ему так тесна – словно обручем сжимала голову. Ни разу не догадался он заглянуть под сафьян околыша, удовлетворялся объяснением гимназического врача Липатова, который уверял, будто при некоторых видах неврастении бывает субъективное ощущение: кажется, что пухнет голова… Вот оно что такое эта неврастения!…
Он разорвал конвертик, свернутый треугольником и адресованный какому-то Одинокому. Прочитал:
«Шурик, напоминаю: сегодня в четыре, городской сад, третья аллея. Есть серьезные вопросы…»
Может быть, Крюков остался в Орле на более долгое время: здесь жила его возлюбленная, бывшая гимназистка Зинаида Румницкая, в гимназии учился младший брат Федора Дмитриевича. Но все сложилось иначе.
В 1904 году в журнале «Русское богатство» выходит повесть Крюкова «Картинки школьной жизни». И хотя автор повести не называет город, в котором разворачивается действие, скрывает истинные фамилии персонажей, коллеги-педагоги узнают себя. В повести разоблачаются нравы классической гимназии, все ее неприглядные стороны. Разгадав, имя виновника, большинство педагогов и руководство гимназии бойкотируют Крюкова. Начальство устраивает перевод неугодного преподавателя в Нижний Новгород.
В повести «Новые дни» Крюков подробно описывает эти драматические события своей жизни. Пронзительные строки посвящены им прощанию с гимназистами. Вот когда он в полной мере ощутил, что не напрасны были его труды, годы, отданные детям. Ученики старших классов, его друзья, приходят к нему домой и просят, чтобы он сказал им несколько слов при расставании.
«И я твердо верю, — обратился он к гимназистам. – Что выйдут из вас настоящие граждане бойцы, честные, смелые, без страха и упрека… О, как бы мне хотелось встретиться с вами в те лучшие времена, взглянуть на вас хоть одним глазком и изведать редкое удовольствие, удовольствие воскликнуть – не стыдясь, а с гордостью:
— «Это мои ученики!»
Он широким жестом повел кругом и улыбнулся.
— И я уверен, что время это придет…»
«По платформе за ним вслед бежали гимназисты, что-то кричали… Пробежала вдали лента электрических фонарей: это город уходил… Город, в котором он похоронил 13 лет своей жизни…
Сжалось и задрожало сердце. Лучших лет жизни уже нет.
Прощай, милый и скучный город!»
Хочется верить, что в память о жизни Крюкова когда-нибудь появится мемориальная доска на здании бывшего гимназического пансиона, а может быть, имя писателя получит одна из орловских гимназий.

Научный сотрудник Музея писателей-орловцев Ирина Владимировна Самарина