В Санкт-Петербурге Быков работал в редакциях различных изданий. В 1880 году был ответственным редактором журнала «Дело», с 1880 года заведовал литературным отделом журнала «Русское богатство». В 1881—1900 годах был редактором «Русского богатства». В 1879—1880 годах был редактором литературного отдела журнала «Отголоски», а в 1883—1884 годах редактировал «Иллюстрированный Мир». В 1891—1898 годах был редактором литературного отдела «Всемирной Иллюстрации». В 1904—1905 годах редактировал газету «Слово». С 1911 — редактор «Современника». В журналах 1870-х — 1900-х годов публиковал свои переводы произведений У Шекспира, В. Гюго, Г. Гейне, Т. Готье, Т. Мура, Сырокомли . Автор огромного количества больших и малых биографических очерков, преимущественно популярного характера, большею частью напечатанных в иллюстрированных журналах. Число их доходит до 10000.
Воспоминаниям о Николае Семёновиче Лескове посвящена глава из «Силуэтов далекого прошлого».
«В моих литературных воспоминаниях и извлечениях из дневника, веденного мною, главным образом, с начала 60-х годов, то есть со времени моего приезда в Петербург и до высылки меня из него, особенно часто приходит мне на память одно из самых светлых, приятных имен – имя Лескова. С этим писателем я был связан впоследствии доброю дружбою.
— Знаете ли вы, милейший мой, — как-то сказал мне Лесков, — отчего в моем рассказе «Юдоль» я так симпатизирую дворовой бабе Аграфене и тоже дворовому мужику Храпошке, который, по барской прихоти, должен был затравить ручного зверя? Оттого, что высшая добросовестность пробуждает нас относиться с особенным сочувствием к крестьянам… Еще в мои детские годы я видел близко страдания злополучного мужика, и рано во мне начали роиться грезы об улучшении участи несчастливцев… Такое хорошее настроение во мне горячо поддерживал англичанин Шкот, дальний родственник мой, у которого я служил до моего окончательного переселения в Петербург… Вам известно, конечно, что я три раза ездил «на чужбину», был во Франции, Германии, Австрии, в славянских землях – и всюду примечал я добросовестное отношение к своему делу, честное отношение к долгу. Да и у себя, в родном краю, где я изрядно постранствовал, заприметил я, что лишь там, где добросовестность процветала, жилось как будто сносно… Впрочем, что об этом толковать… Единение, помощь друг другу для самосовершенствования – это ведь тоже относится к добросовестности… У меня рассказов на эту тему довольно… Только они – не глас ли вопиющего в пустыне?»«Николай Семенович был непримиримым врагом лжи, фальши, лицемерия и со свойственной ему проницательностью умел распознать их, какими бы масками и ширмами они ни прикрывались. Часто, пронизывая своим пытливым взором говорившего с ним, он словно читал в его мыслях и редко ошибался в своих приговорах и выводах».
«Николай Семёнович отличался большой практичностью в обыденной жизни, не выходил никогда из бюджета; все у него было рассчитано, подведено «под ранжир», распределено – и время, и деньги. В промежутках между серьезными работами он писал разные заметки для газет: для «Нового времени», «Новостей», «Петербургской газеты», печатая их большей частью анонимно. Писал он о разных сортах часов, уличных происшествиях, чертах сектантства, о всяких житейских вопросах и мелочах.
У него был напечатан набросок в «Северной пчеле» Усова – «Ум свое, а черт свое». Переделывая его, он, что называется, камня на камне не оставил и все-таки остался недоволен. Когда я очень похвалил рассказ в переделанном виде, он покачал головою, сделал шеей обычное движение (оно было похоже на то, как будто ему мешали туго накрахмаленные воротнички) и сказал, не без досады: — Не улещайте меня. Написано правдиво, несухо, но меня, автора, в рассказе не видно… А в других вещах меня узнаете сразу, в каждой строчке».