В конце 1904 года по рекомендации своего давнего друга А.М. Коноплянцева М.М. Пришвин переезжает в Петербург и поселяется на Васильевском острове. Здесь для него открывалось больше возможностей для издания сельскохозяйственных работ, которые давали писателю в те годы с семьей насущный хлеб.
Признаваясь в любви к этому прекрасному городу на Неве и объясняя истоки этой привязанности, М.М. Пришвин позднее в своем юбилейном автобиографическом очерке писал: «Моя физическая родина под Ельцом, а Ленинград (он был тогда Петербург) стал родиной моей как писателя; тут на Малой Охте написал я свои первые книги «В краю непуганых птиц» и «Колобок»… Он привлек меня, как город Петра, своим движением к свету – в этом была его красота, и этим он противостоял неподвижности моей физической родины. И потому этот город стал моей духовной родиной».
Удивительно, как много потрудились перья поэтов над изображением петербургских дождей, туманов, липкого мокрого снега и тревоги белых ночей! Но почему, насколько помню, мало кто обратил внимание на весну света в этом северном городе, когда первый небесный свет преображает чудесные, еще обеленные зимним снежком здания? Я не знаю ничего прекраснее весны света в Ленинграде, и всем своим роскошно-прекрасным бродяжничеством по нашей великой стране я обязан этой весне света.
Я начал свою литературную жизнь в городе света тем, что снял в 1905 году себе деревянное жилище в четыре комнаты за четырнадцать рублей в месяц на Киновийском проспекте Малой Охты. Этот проспект был крайней улицей города и выходил между вонючими свинарниками в пригородное болото. Грязь была на этом «проспекте» такая, что, помню, один редактор так и не доехал до меня: извозчик отказался ехать еще на Марьиной улице, и гость пришел ко мне, утопая по колено в грязи. Я же сам ежедневно ходил в город в тех самых смазных сапогах, в которых путешествовал и охотился. Тут среди свинарников и капустников в деревянной лачуге я начал этот путь свой бродяги писателя…
Начав свое любимое дело на Киновийском проспекте, я за него крепко уцепился, и оно стало мне делом жизни. В самом начале на Киновийском проспекте я дал себе клятву ни в коем случае не работать на внешний успех. Но тем не менее без успеха тоже работать нельзя, кое-какой успех был, и я по мере успеха перебирался с Малой Охты на Песочную, с Песочной на Петербургскую сторону и, наконец, на более благополучный Васильевский остров, где и встретил весну 1917 года. Этой необыкновенной весной я закончил свой петербургский период жизни (1905 – 1917), определивший всю мою литературную деятельность».
