М. Пришвин очень любил свой дачный дом в деревне Дунино на Москва-реке. В прошлом – это настоящая дворянская усадьба, которая ведет свою историю с 18 века. Пришвин стал счастливым обладателем этого усадебного места в 1946 году, и с тех пор проводил в ней большую часть года, с ранней весны и до поздней осени, находясь в полной гармонии с окружающей ее необыкновенной природой. Когда ремонт в этом доме был закончен и писатель окончательно поселился в нем, он был абсолютно счастлив. Он писал: «Мой дом над рекой Москвой – это чудо! Он сделан до последнего гвоздя из денег, полученных за сказки мои или сны».
Когда Михаил Михайлович впервые увидел свой будущий дачный дом, больше всего его восхитила именно веранда. Она была построена много лет назад каким-то неизвестным архитектором, по преданию финном. И по совершенно оригинальному образцу: семигранник с незастекленными проемами, разделенными лишь тонкими столбиками. Каждая грань открывает вид на сад, на лес, на деревню, на реку, на широкое заречье. Потолок у веранды очень высокий, вдобавок выкрашенный белым, и потому, стоя на веранде, испытываешь чувство полета.
Дом Пришвина стоит на крутом склоне, и потому эта чудесная веранда, расположенная на нижнем конце дома, образует второй этаж. Покоится она на двух каменных столбах, между которыми внизу сохраняется сквозной проход, что увеличивает впечатление ее легкости. Извне на веранду попасть нельзя – только из комнат. В то же время с нее все видно. Это было место, незаменимое для работы и для общения с природой и ночью и днем. Михаил Михайлович подолгу на ней гулял при звездах, здесь он часто встречал и солнечный восход, размышляя над будущими рассказами и лирическими миниатюрами. Вот как, например, отмечаются в дневнике эти рабочие утра: «Работаю с утра на веранде. Петух начинает мой день… Земля приморожена и слегка припорошена по северным склонам. Пью спокойный чай на темнозорьке… Солнце выходит золотой птицей с красными крыльями, над ним – малиновые барашки».
И местоположение дома Пришвина, и весь дунинский пейзаж способствовали романтическому взгляду на мир и природу. К тому же веранда выдвинута вперед, расположена высоко и потому открыта на все четыре стороны – и на раскинувшееся внизу за рекой до горизонта заречное поле, и широкое небо над ним, вечерами в звездах. Все это воскрешало в памяти писателя его давнишнее путешествие в Киргизию, дикую в те годы страну, напоминавшую ему первую библейскую Книгу Бытия с ее кочевниками-пастухами. Пришвин сливался тогда с душой пустынной земли ; отдыхал у костров и в юртах; проникался поэзией пустыни и поэзией неба над ней. О нем самом родилась тогда в степи легенда как о таинственном Черном арабе, едущем в Мекку. Через долгие годы нес в себе художник эти образы. О них почти не вспоминал. Но в звездную дунинскую ночь, на высокой чудесной веранде своего последнего в этом мире дома под открытым и в безлунную ночь таким близким небом, эти образы оживали в памяти Пришвина-романтика.