Всю свою писательскую жизнь Пришвин вел разговор с читателем в форме дневника. Иногда это длинные рассуждения. Иногда короткие записи. Это заметки на самые разные темы – от бытовой зарисовки до философских рассуждений. В течение многих лет дневник был подлинным другом и собеседником Пришвина, в котором он был по-настоящему свободен. Сохраняя первозданность впечатлений жизни, писатель все чаще использовал свои записи для создания дневниковых книг: «Родники Берендея», «Лесная капель», «Глаза земли» и других. Он писал: «Миниатюра как искреннее, пока писатель не успел еще излукавиться в записи преходящего мгновения жизни. Это капля. Это проходящее мгновение действительности, всегда оно правда, но не всегда верной бывает заключающая ее форма: сердце не ошибается, но мысль должна успеть оформиться, пока еще сердце не успеет остыть… Я долго учился записывать за собой прямо на ходу и потом записанное переносить в дневник… Но только в последние годы эти записи приобрели форму настолько отчетливую, что я рискую с ней выступить… Я пишу для тех, кто чувствует поэзию пролетающих мгновений повседневной жизни и страдает, что сам не в силах схватить их».

Прогулка. Из книги «Глаза земли».

Солнечные дни, голубые утренники, и вечером робкие ручьи, и ночь и утро являются над сухими крышами.

Дом огромный обрывался на улице неотделанной кирпичной стеной, в ней там и тут были печурки: одни для чего-то делались при кладке стены, другие сами сделались после выпадения кирпичей. Теперь в каждой такой печурке сидел невидимый для прохожих воробей и чирикал по-весеннему мерно, безостановочно, как часы.

Но эти воробьи, ликующие в темных печурках, были и вправду нерукотворными часами весны. Некоторые из прохожих вынимали часы, взглянув, прибавляли шаг. Но другие, напротив – услыхав эти весенние часы, останавливались, долго с улыбкой бродили глазами по стене, всматривались, и, наконец, открыв воробья, светлели лицом и, оглядевшись кругом, радовались голубому сумраку улицы под солнечной крышей.