«Публика оказалась достойной профессора».

Готовясь к публичным лекциям, Т.Н. Грановский заранее ожидал встретить критическую, негативную реакцию оппозиции и, несмотря на мягкость характера, собирался «полемизировать, ругаться и оскорблять». И, действительно, уже в декабрьском номере «учено-литературного» журнала «Москвитянин» за 1843 год появляется статья «Публичные лекции об Истории Средних веков Т. Грановского. Письмо в губернию». Автор статьи – С.Ш.

Степан Петрович Шевырев (1806-1864 гг.) – русский литературный критик, историк русской словесности, поэт. С 1834 г. читал курс истории всеобщей словесности в Московском университете. Получив степень доктора философии (1837 г.), стал профессором русской словесности. В 1847 г. утвержден деканом первого отделения философского факультета, который возглавлял до избрания на эту должность Г. Грановского.

Совместно с М.П. Погодиным издавал и редактировал журнал «Москвитянин» (1841-1856 гг.), где появляется нашумевшая тогда статья: «<…> Открытие курса Истории Средних Веков принадлежит к числу самых утешительных явлений Московской общественной жизни. Г. Грановский, открывший его с таким блистательным успехом, обращается уже к интересам не материальным, но духовным, обращается к мысли и чувству. Живой дар слова дает ему возможность совершить с успехом его благородное предприятие. Речь его выдержана мыслию и проникнута искренним убеждением, сколько мы могли заметить. <…>

Мы уверены вполне, что Г. Грановский принес с собой на кафедру всю полноту убеждений в том, что он говорит. Москва поняла его и встретила как нельзя радушнее. Не рукоплесканиями <…> нет, она принесла во второй раз учёному почти удвоенное число слушателей. <…>

Мы искренне рады тому прекрасному зрелищу, которое Московский университет представляет у нас по вторникам и субботам; мы уже сказали, что совершенно уверены в полноте убеждений, которые ученый приносит на кафедру; но не можем сказать того же относительно многосторонности и безпристрастия, каких мы в праве были ожидать от Русского ученого. <…>

В первых двух лекциях доцент изложил историю своей науки и прошел в общем обозрении почти все школы исторические. Много сообщил он любопытного, но главным результатом было то, что почти все школы, все воззрения, все великие труды, все славные имена науки были принесены в жертву одному имени, одной системе односторонней, скажем даже одной книге, от которой отреклись многие соученики творца этого философского учения. <…>

Мы сочли за нужное высказывать искренно учёному то, что внушили нам первые его два чтения. Мы уверены заранее, что когда он вступит прямо в область своей науки, то покажет нам, что он как Русская пчела собирал соты её ото всех учителей, и может представить прекрасные результаты <…>.

P.S. Ноября 30 го. Предчувствие наше совершенно сбылось и оправдалось на третьем чтении Г. Грановского, которым он, по нашему мнению, превзошёл два первые. Здесь, в живой, энергичной картине Рима Империи, он показал остроумное изучение тех учителей, которым досталось на втором и первом чтениях в угоду одной системе. <…>

Четвёртое чтение Г. Грановского было счастливым опытом Русской импровизации Профессора. Картина издыхающей литературы – языческого Рима, как выражения отходящего общества, представлена была очень живо.

На шестой лекции очень живо и занимательно раскрыт был мир Скандинавский – и тем дополнен недостаток пятого чтения. <…>»

Любопытно, что та статья едва не поссорила друзей-уваровцев. М. П. Погодин грубо требовал от Шевырева,  «чтобы он бранил Грановского и трактовал его свысока, как молодого человека». Степан Петрович, ясно видевший, каким успехом пользуется противник, решил тонко и дипломатично скомпрометировать его в глазах властей. Обвинения в адрес Грановского, высказанные в статье, носили не столько научный, сколько политический характер. С точки зрения самого историка и его друзей, это был печатный донос.

Однако, статья Шевырева дала Т.Н. Грановскому возможность испытать, насколько прочны симпатии публики к нему и его делу. Вынужденный защищать себя публично, Тимофей Николаевич в одной из очередных лекций, отпарировал шевыревской статье: «Меня обвиняют в пристрастии к каким-то системам; лучше было бы сказать, что я имею ученые убеждения; я их имею, и только во имя них я и явился на этой кафедре; рассказывать голый ряд событий и анекдотов не было моей целью». Речь Грановского заглушил «гром рукоплесканий и неистовое bravo, bravo…»

В 1844 году Шевырев задумал разбить Т.Н. Грановского на лекторском поприще, взявшись читать публичные лекции по истории древней русской словесности.

«В эту зиму публичные лекции читал Шевырев, которому успехи соперника не давали спать. В противоположность курсу, проникнутому западными началами, Шевырев хотел прочесть курс в славянофильском духе. Предметом избрана была древняя русская литература. Стечение публики опять было огромное; но успех был далеко не тот. Ни по форме, ни по содержанию этот курс не мог сравниться с предыдущим. Талант был несравненно ниже, да скудные памятники древней русской словесности не могла представлять того интереса, как мировая борьба императоров с папами». – Красноречивые воспоминания современников расставили все точки в этом поединке.