В двух шкафах в доме писателя хранятся книги самого Пришвина, а также книги других авторов, которыми он пользовался в Дунине при очередной своей работе. При этом библиотека Пришвина, надо сказать, очень маленькая. По признанию Валерии Дмитриевны, супруги писателя, это объясняется тем, что Михаил Михайлович под конец жизни решил очистить ее от всего второстепенного, оставив себе лишь «вечных спутников». Правда живая жизнь продолжала неуклонно ее пополнять.
Помимо изданий самого Пришвина в библиотеке находятся отдельные книги классиков русской и зарубежной литературы. Здесь также словарь Даля, славяно-русский словарь и энциклопедический – Брокгауза и Ефрона. Среди книг – маленький атлас мира с затертыми до дыр картами. По ним Пришвин следил за военными действиями во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации в Усолье.
Специальную полку составляют книги, которые Михаил Михайлович изучал, создавая «Осудареву дорогу» и «Корабельную чащу». Здесь научные книги о лесе, административные и географические справочники. Еще одна полка в шкафу – книги, связанные с постоянными увлечениями Михаила Михайловича: практические руководства по фотоделу, по вождению автомобиля и уходу за ним, литература по вопросам охоты и охраны природы.
Многие издания, что стоят на полках библиотеки Пришвина, имеют пометки самого писателя. Упоминания о книгах русской классической и мировой литературы и размышления о них во множестве разбросаны и в дневниках писателя. Вот некоторые записи из его дневника: «Читаю «Войну и мир», — не читаю, а пью… Красота светит всем, но не каждому: не каждый в состоянии встретить ее. Но бывает, — не красота, а что-то другое лучится в улыбке, в глазах, и в этом каждый оживает.
Русская литература, конечно, в красоте вырастает, как всякое искусство, но ее поддерживает вот это нечто, существующее в жизни вне красоты. Что это? Вот «Война и мир», и в ней лучатся глаза некрасивой княжны Марьи».
«При чтении «Записок охотника»… Вера без дел мертва. А любовь? Дело любви – это дети, но если не дети? Если не дети, то все: всякое дело на свете должно быть делом любви. Так вот и сочинения Тургенева были делом его любви».
«Хемингуэй – это фронтовая душа, то есть такое состояние духа, когда прирожденная человеку идея небесной гармонии втоптана в грязь, от нее ничего не остается, а между тем, к удивлению самого себя, ум работает гораздо яснее даже, чем в гармонии с сердцем. Это у него умные записи последнего сердечного стона… Но я думаю, если это только по силам, сохранить чувство гармонии и преподать его даже в последнем стоне своем как возможность, как поддержку…».
Иногда Пришвину что-то не нравилось в оформлении его книг и он, как мог, старался это исправить. В библиотеке Дунина лежит книга «Кладовая солнца» (библиотека «Огонька» за 1946 год). На обложке — неудачный портрет Пришвина, им замазанный, с шутливой надписью: «Очень обидно! Зубные врачи даже жалуются, что мал рот, а они, подлецы, что сделали!» А рядом – американское издание той же книги (1952 г.) с цветными иллюстрациями американского художника. На одной из иллюстраций Пришвин аккуратно заклеил рисунок собаки и написал: «Этой бумажкой закрыта собака, та самая Травка, которой Антипыч, умирая, перешепнул свое слово о Правде. Собака художнику не удалась».
Ценностью библиотеки являются книги с авторскими дарственными надписями. Среди них – книги М. Горького, присланные из Италии. Например, «Мои университеты» (издание 1925 года) с надписью: «Собрату М.М. Пришвину. М. Горький. 15.I. 1926 г. Неаполь». Причем раздел книг с дарственными надписями неуклонно пополняется – авторы продолжают присылать свои книги в дар мемориальному дому Пришвина. Валерия Дмитриевна Пришвина в своей книге «Наш дом» рассказывает об одном таком подарке, полученном от одного из благодарных читателей. Это редкая книга – словарь славянского и русского языков, издание 1867 года под редакцией Востокова. Вот что она пишет об этом:
«Как-то ранней весной 1941 года (мы жили еще в городе) раздался звонок. Я открыла дверь, там стоял человек. Он подал мне тяжелый, много раз перевязанный бечевкой предмет и быстро ушел… Это была толстая книга – старинный словарь, тщательно, хотя и очень «кустарно» отремонтированный. Под крышкой ветхого переплета на развороте были вклеены страницы, на которых мы прочли нарисованную в детской манере надпись: «Другу всего живущего, ваятелю красоты словом – Михаилу Михайловичу Пришвину от признательного читателя. Москва. 1941».
Вокруг надписи были наклеены, тоже как это сделал бы ребенок, вырезанные из какой-то книги изображения «всего живущего» — разных тварей, начиная с медведя и кончая пчелой и ржаным колосом.
На обороте страницы наклеена одна фраза славянским шрифтом из Экклезиаста: «В заутрии сей семя твое, и в вечер да не оскудевает рука твоя». Кто был этот человек, мы так и не узнали».
