Херасков Михаил Матвеевич (1733-1807), плодовитый писатель, работавший в самых разных жанрах; среди его сочинений – комедии и трагедии, романы и «слёзные драмы», стихотворения и басни. Перу Хераскова принадлежало два произведения в жанре эпической поэмы, считавшейся в то время «высшим родом поэзии»: «Владимир» (1785) и знаменитая «Россияда» (1779). В мемориальной библиотеке Тургенева хранится первое издание «Россияды», принадлежавшее основателю Спасской усадьбы И.И. Лутовинову.
В «Россияде» Херасков «воспел» одно из важных событий русской истории – покорение Иваном Грозным Казанского царства в 1552 году:
Пою от варваров Россию свобожденну,
Попранну власть татар и гордость побежденну,
Движенье древних войск, труды, кроваву брань,
России торжество, разрушенну Казань.
По словам Белинского, «учёные» современники Хераскова «были без ума» от его поэмы, «они знали её чуть не наизусть».
По собственным словам Тургенева, с «Россиядой» его познакомил дворовый человек Леонтий Серебряков: «Мы с Леоном уходили каждый день в сад, в беседку на берегу пруда и там читали – и как читали! или правильнее: он читал – и как читал! сперва каждый стих скороговоркой, так себе – начерно; потом с ударением, с напряжением и с чувством – набело. <…> Я слушал – мало! внимал – мало! обращался весь в слух – мало! – и классически: пожирал – всё мало! глотал – всё ещё мало! давился – хорошо».
«О Россияда! и о Херасков! Какими наслаждениями я вам обязан!» – писал Тургенев 3 (15) сентября 1840 года М.А. Бакунину и А.П. Ефремову; а много лет спустя повторил в повести «Пунин и Бабурин»: «Таким образом мы прошли с ним не только Ломоносова, Сумарокова и Кантемира <…>, но даже “Россияду” Хераскова! И, правду говоря, она-то, эта самая “Россияда”, меня в особенности восхитила».
«Россияда», вероятно, привлекла героя повести разнообразными чудесами, которыми она наполнена: тут и ангелы, и святые, и посланец Бога, являющийся к спящему Иоанну и призывающий его «спасать отечество и божий в нём алтарь»; тут и тёмные магометанские силы, к которым взывает казанская царица Сумбека:
Тогда к подействию над тартаром потребны,
Произнесла она еще слова волшебны:
Змею в котле варит, кавказский корень трет;
Дрожащею рукой волшебный жезл берет,
И пламенным главу убрусом обвивает;
Луну с небес, духов из ада призывает…
Особенно пленила героя «мужественная татарка, великанша-героиня; теперь я самое имя её позабыл, а тогда у меня и руки и ноги холодели, как только оно упоминалось!»
Кажется, обаяние поразившей мальчика героини должно было ещё более усилиться, когда он узнал, что она дочь чародея Нигрина:
Там лютый волхв Нигрин в вертепе древнем жил;
Россиян истребить он в мыслях положил;
Волшебной прелестью для рыцарей опасну,
В бою бесстрашную имел он дочь прекрасну,
Котора за зверьми гонялась день и ночь,
Рамидою слыла пустынникова дочь.
Можно предположить, какую горечь утраты испытал мальчик, когда его Рамида в конце поэмы погибла, как и множество других героев «Россияды».