Автор: Конышева Виттория Евгеньевна научный сотрудник Музея писателей-орловцев
…. Доверчивые беззащитные глаза, аккуратно сложенные ручки… Каждый раз мне отчего-то бывает очень грустно смотреть на фотографию маленького Пришвина. В биографиях всех писателей и поэтов, без сомнения, есть моменты, окрашенные в гораздо более темные и безнадежные тона, но эпизод из жизни гимназиста Миши Пришвина «не отпускает» меня уже давно.
Кто положил, что надо годами и веками повторять стереотипную и заезженную фразу «надерзил» своему учителю, ставя стандартное клеймо на маленького «участника воспитательного процесса», выражаясь языком современной педагогики? Более того, преподнося инцидент – trigger, как некое благо, точку отсчета и роста скрытого доселе писательского таланта?
Автору не понаслышке знакомы педагогика и право, я считаю, что именно на рассматриваемом гимназическом конфликте пересеклись обе науки, и именно в этом пересечении можно попробовать совершить некий анализ факта отчисления из той самой гимназии.
Вспомним, как перенес отчисление подросток – гимназист Миша Пришвин.
«Пришвин был красивый и тихий мальчик, — вспоминает Розанов. И, далее … «Я не мог поступить иначе: или вы, или я. Я посоветовался с Кедринским, он сказал: напишите докладную. Я написал. Вас убрали в 24 часа…».[1]
Отвратительная педагогическая расправа без суда и следствия в духе 30-х ХХ века, над тихим, странным и беззащитным в лучших традициях времен Понтия Пилата, большинства над одним — демонстрация действа, запрещенного правом и моралью.
Решением педагогического совета Михаил Пришвин исключается из гимназии за дерзость учителю с «волчьим билетом», без права обучения в другом заведении. Так что же произошло между титаном не только философской, но и педагогической мысли и мальчиком?
«Писать о педагогике Розанов любил. А вот любил ли он учить? Великий теоретик, но слабый практик — ему могло не хватать внутренней силы работать с живыми людьми, а не с идеями о них», отмечает одна из исследователей творчества Пришвина.
Легендарная записка хранится в архиве Липецкой области.
…«Честь имею доложить Вашему Превосходительству о следующем факте, случившемся на 5 уроке 18-го марта в IV классе вверенной Вам гимназии: ученик сего класса Пришвин Михаил, ответив урок по географии и получив за него неудовлетворительный балл, занял свое место за ученическим столом и обратился ко мне с угрожающими словами, смысл которых был тот, что если из-за географии он не перейдет в следующий класс, то продолжать учение он не станет и, выйдя из гимназии расквитается со мною, «меня не будет, и Вас не будет», – говорил он, между прочим…
Он высказал, что вообще не считает, кого бы то ни было выше себя; что же касается до самого поступка, то он сделан был для того, чтобы выдаться из учеников, показав им, что он способен совершить то, на что ни кто из них не решился бы.
Считая самый поступок выходящим из ряда обычных явлений гимназической жизни, а объяснения его сопровождавшие, в высшей степени значительными с нравственно-воспитательной точки зрения, я почел своим долгом обо всем этом доложить Вашему Превосходительству как высшему руководителю гимназической жизни и хранителю дисциплины в ней.[2]
Мне важно, как юристу и педагогу, проследить внутреннее состояние подростка – гимназиста Пришвина на момент конфликта. Не будем забывать, что это не Пришвин и Розанов, а Алпатов и Козел, но слепок эмоционального состояния обвиняемого от этого не меняется.
Быстро проходил урок географии, ни одного слова не слыхал Курымушка из объяснений Козла, и вдруг тот его вызвал.
— Чего ты сегодня смотришь таким именинником? — спросил Козёл. <…>
— А вам-то какое дело? — сказал он Козлу.
— Мне до вас до всех дело, — ответил Козёл: — я учитель.
— Учитель, ну так и спрашивайте дело, — зачем вам мои именины?
— Хорошо: повтори, что я сейчас объяснил.
Курымушка ничего не мог повторить, но очень небрежно, вызывающе сложил крестиком ноги и обе руки держал фертом, пропустив концы пальцев через ремень.
Тогда Козёл своим страшным, пронзительным зелёным глазом посмотрел и что-то увидел. Этим глазом Козёл видел всё.
— Ты был такой интересный мальчик, когда собирался уехать в Азию, прошло четыре года и теперь ты весь ломаешься: какой-то танцор!
<…> С каким счастьем когда-то Курымушка от того же Козла услышал, что из него что-то выйдет, а теперь ему было всё равно: он уже почти знал о себе, уже начало что-то выходить, и уже не Козлу об этом судить.
И вот тогда и происходит та самая «дерзость», за которую героя и исключают из гимназии.
Козёл задрожал ногою и половица ходуном заходила.
— Вот вы опять дрожите, невозможно сидеть.
— Вон, вон! — крикнул в бешенстве учитель.
Тогда Алпатов встал бледный и сказал:
— Сам вон, обманщик и трус. Я не ручаюсь за себя, я не знаю, что сделаю, может быть и убью.
Тогда всё провалилось: и класс исчез в гробовой тишине, и Козёл.
Пришвину шестнадцать. Даже начинающий, а не великий теоретик педагог, вполне бы отдавал себе отчет, что имеет дело не с гимназистом, а с проблемой перерождения организма, пубертата, переходного возраста мальчика, сильнейшей ломки с точки зрения психологии и педагогики.. С изменениями, которые сказываются на эмоциональном и психологическом состоянии, подростку кажется, что весь мир ополчился против него, даже собственное тело ( «ломаешься», «танцор».). Попутно отмечу, что опять же обычный средний учитель, даже не будучи психологом, понимает, что подростки очень ранимы, любое спровоцировавшее действо (ссора с родственниками, с подругой, стеснительность) могут привести к кратковременному раздражению, о котором подросток почти сразу пожалеет, правильнее его переключить, оставить в покое на пару минут). Даже испытывающий к Розанову симпатию, его коллега по гимназии Перов был вынужден признать, что в качестве учителя он был « неважным педагогом», капризно переходящим от любви к ненависти и несправедливой предвзятости».[3]
Таким образом, педагогический анализ конфликта неутешителен : между Розановым и педагогической импотенцией можно ставить знак равенства.
Теперь о юридических моментах гимназического конфликта.
Одно описание внешности наставника бросает в дрожь (торчащие рыжие волосы, глаза маленькие, зеленые и острые, зубы черные и далеко брызгаются слюной, нога всегда заложена за ногу, и кончик нижней ноги дрожи, под ней дрожит кафедра, под кафедрой половица, от которой сотрясается сам мальчик, Козел, олицетворение плена, зла, несвободы, на морально бытовом уровне четко выраженные особенности характера учителя, злоба и неуравновешенность, капризная мстительность). Постоянное и каждодневное присутствие подобного персонажа является ничем иным, как длительной психотравмирующей ситуацией в жизни подростка.
Состояние такой длительной психотравмирующей ситуации, согласно постулатам правовой науки, приводит к явлению аффекта. В этом случае «… любое, на первый взгляд не столь значительное обстоятельство может послужить той последней каплей, которая переполнит чашу терпения и явится тем детонатором, который вызывает взрыв эмоции.»[4]
Как выглядела « угроза» шестнадцатилетнего мальчика в состоянии аффекта? Теперь слово – самому Розанову.
В книге «Смертное» (1913) Розанов вспоминал о разговоре со своей невестой Варварой Дмитриевной Бутягиной весной 1889 года: «В Ельце кой-что мне грозило, и я между речей сказал ей, что куплю револьвер» (Розанов В.В. Смертное. М., 2004. С. 540). Об этом же стремлении постоять за себя говорилось и в письме к Страхову от 21 марта 1889 года, когда речь шла о стычке с неким гимназистом (это был именно Михаил Пришвин) и своем мнении о последующих событиях: «3-го дня и со мной случился казус: поставил я ученику 4-го класса, не умевшему показать на карте о. Цейлон, двойку. Он пошел на место, сел, а потом встал и говорит: “Если меня из-за географии оставят на 2-й год, я все равно не останусь в гимназии, и тогда с Вами расквитаюсь”, и еще что-то, я от волнения не расслышал: “Тогда меня в гимназии не будет – и Вас не будет”; поговорил и сел. Через несколько минут встает: “Я это сказал в раздражении, когда я раздражаюсь – никогда не могу себя сдерживать, и прошу у Вас извинения”. Я попросил его сесть на место: “Я сяду, но вот запомните, что я уже перед всем классом извинился”». Затем разговор продолжился уже в карцере. «Он был раньше уже записан, и я как дежурный классный наставник сидел с арестованными. “Что побудило Вас к поступку такой важности и каковы вообще Ваши представления о людях, с коими Вы вступаете в отношения?” – спросил я его; он мне разъяснил, что вообще никого не считает выше себя, а пригрозил мне потому, что хочет выделиться из среды класса, показать, на что он способен; но, вообще, расспросы мои нашел длинными и сказал, что через 2 часа к нему придет репетитор и что ему нужно приготовить к его приходу греческий перевод…»[5].
Аффект – это психическое состояние виновного, которое определяется кратковременной, интенсивной эмоцией, связанной с инстинктивной и безусловно-рефлекторной деятельностью. Чаще всего для подобного…характерны эмоции гнева, ненависти и обиды. Состояние аффекта продолжается недолго, обычно несколько минут. Сильное душевное волнение должно возникать внезапно, как реакция на непосредственный раздражитель.[6]
Даже несведущий в юриспруденции средний человек не увидит здесь признаков тяжкого криминала, достойного столь тяжкого возмездия, практически уничтожившего молодого человека.
Самая потрясающая, с самыми фантастическими и самыми верными подробностями, как отмечают исследователи, версия этого происшествия была изложена В.В. Розановым в письме к Н.Н. Страхову: «У этого ученика более 1 500 000 капитала и он любимец матери, коя ненавидит старшего брата (ученик VII класса, тихий малый) и хлопочет у адвокатов, не может ли она все имущество передать по смерти двум сыновьям, обойдя старшего (говорят, она — удивительная по уму помещица, но к старшему сыну питает органическое отвращение); я все это знал и видел, где корень того, что в IV классе он уже никого не считает выше себя. Сегодня на 2-м уроке написал директору докладную записку о случившемся, в большую перемену собрался совет, и все учителя единогласно постановили уволить. Завтра ему объявят об этом, а я сегодня после уроков купил трость, ввиду вероятной необходимости защищаться от юного барича».[7]
Нервное расстройство, осложненное паранойей… Такой диагноз я бы поставила на рассмотрение медицинской экспертизы, моделируя, как адвокат, линию защиты исключенного силами больного психопата подростка. Проявляет себя недуг паранойя как излишняя подозрительность и мнительность, диагностируется болезнь чаще у молодых мужчин, (коим и был тогда Розанов), зачастую имеет причинами депрессивное расстройство, трудности с социализацией (вспомним бесконечные жалобы преподавателя друзьям в письмах, самому Пришвину при встрече спустя годы). Кстати, сама докладная записка Розанова была написана нервным, срывающимся почерком, с зачеркиваниями, изменениями размера букв, что свидетельствует о нестабильности душевного состояния.
Пришвин принадлежал к той породе людей, кто исключительно тяжело переживает душевные скорби, и рана оставила след в его душе на всю жизнь. В 1922 году Пришвин он писал: «Нанес он мне этим исключением рану такую, что носил я ее незажитой и незашитой до тех пор, пока Василий Васильевич, прочитав мою одну книгу, признал во мне талант и при многих свидетелях каялся и просил у меня прощения: «Впрочем,- сказал, — это вам, голубчик Пришвин, на пользу пошло».
«Особенно сильный позор я переживал, когда, выгнанный из гимназии, сам своей рукой отпарывал блестящие серебряные пуговицы шинели и пришивал на их место обыкновенные черные. При каждом выходе на улицу, при каждой встрече я чувствовал себя тем неудачником, тем отбросом гимназии, какие потом навсегда оставались в родном городке мелкими чиновниками на почте, в архиве и жили какие-то заскорузлые, покрытые чириями и бородавками, в своем непомерном послушании темному быту».
Вследствие своего самодурства педагог наносит подростку сильнейший моральный ущерб, и остается безнаказанным. Что касается опять же стандартной сахарной истории о том, что Розанов спас его после истории с Азией, то можно утверждать, что последние исследования документов опровергают показанные в ней факты, ибо Розанов пришел в гимназию парой годов позже.
Исключенный с «волчьим билетом» и без надежды на дальнейшее образование, на пороге юности будущий писатель оказался на краю бездны. В растерянности и по-детски беспомощно он уже думал о самоубийстве. Об этой полосе жизненных неудач Пришвин позже запишет: «В связи с чтением “Кащеевой цепи” <…> вспомнилось, что, когда после исключения моего из Елецкой гимназии Розановым Алеша Смирнов прислал мне сочувственное письмо с обвинением во всем Розанова (все были против исключения, он один), я ответил ему: “Дорогой Алеша, не вини Розанова – я сам во всем виноват. Я даже хотел было застрелиться, и револьвер есть, но подумал, и оказалось – я сам виноват, так почему же стреляться, – и вот не стал”.[8]
Что-то в этом роде написал, а умный Алеша письмо снес в гимназию, а из гимназии оно попало к матери, к Дуничке, и вот почему все стали ухаживать за мной, как за больным и хорошим мальчиком» [19, 200].[9]
Психологическая травма, которая всю жизнь переживалась Пришвиным как первая жизненная катастрофа, и в душе художника надолго осталось ощущение бессилия перед роком жизни, при столкновении с которым личность вновь становится по-детски маленькой. «Это была коренная неудача. Казалось тогда: сбили тебя в дорожную канаву на основном жизненном пути, а сами всей массой весело дальше идут по хорошей дороге, – с кого спрашивать?[10]
Через два года после исключения Пришвина, в мае 1891 года, с Розановым вновь происходит из ряда вон выходящее скандальное событие – избиение его подвыпившим отцом «прекрасного во всех отношениях мальчика, скромного и очень старательного» первоклассника Михеева. «Со мной случилось несчастие <…> без всякого частного повода, хотя общая причина для случившегося и была, быть может», – растерянно, но вполне самокритично рассказывает Розанов в письме к Страхову. Оказывается, прилежный первоклассник после четверки за предыдущий урок географии приготовился слабее, за что и получил «неуд». Поэтому Розанов, находившийся у себя дома и вынужденный оторваться от обеденной трапезы, стал раздраженно объяснять совсем некстати пришедшему отцу, почему он, желая ученику «показать, что к каждому уроку нужно готовиться тщательно, поставил ему 2+ (правда, можно было и 3– поставить)». И вот тут-то родитель, лично убедившись, что учитель начал оценки его сыну, путаясь в словах, стал объяснять, как такая несправедливая предвзятость обидна для любящего отца. Розанов же, видя, что посетитель мямлит одно и то же, по своему обыкновению просто перестал обращать на него внимание и «опустил голову, дожидаясь, пока он простится и уйдет». Естественно, такое открытое пренебрежение было воспринято выпившим для храбрости родителем как принципиальная позиция учителя по отношению ко всей будущей учебе его сына. Внезапно, как пишет Розанов, он почувствовал сильнейший удар кулаком по лицу, от которого упал на диван и затем услышал примечательные слова отца: «Быть может, я и погибну, но вот, же Вам за детей наших». [11]
Учитывая, что у маленького Миши отца не было, защитить его было некому, это вот это событие «Вот же Вам за детей наших» лично меня откровенно радует. Удивительно, но в и своей педагогической практике мне пришлось быть свидетелем подобных истории, оттого мне так и близка эта тема. И многие, ставшие молодыми профессионалами, врачи и юристы до сих пор мне говорят «спасибо». За то, что в столкновении, конфликте, взяла за руку, отвела к декану, преподавателю, и сказала: «Не отчисляйте». Для этого приходилось становиться на какое-то время адвокатом, и я собирала, все, что могла собрать, думала и убеждала.
Я не могу перенестись в прошлый век, встать на защиту несправедливо отчисленных гимназистов, уверена, что жизнь многих из них была просто загублена, не всем помог добрый дядя с пароходом и воля судьбы.
[1] Пришвин М. М. О В. В. Розанове (Из «Дневников»)
[2] Интернет ресурс : http://prishvin.lit-info.ru/prishvin/about/gorlov-rozanov-i-prishvin.htm
[3] Первов П.Д. Философ в провинции // В. В. Розанов pro et contra Кн.1 СПб РГХИ,1995. С.88
[4] Комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации / Ю.В. Грачева, Л. Д. Ермакова-М.: ТК Велби, 2006.С.192.
[5] Интернет ресурс. http://elzem.ru/elec-v-licax/lichnost-t-n-xrennikova.html
[6] Комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации / Ю.В. Грачева, Л. Д. Ермакова-М.: ТК Велби, 2006.С.190.
[7]Розанов В.В. Литературные изгнанники. С. 200-201.
[8] Интернет источник. А. Подоксенов. Журнальный клуб Интелфос . http://www.intelros.ru/
[9] Пришвин. Дневники. Авторский сборник. Изд. « Правда» Сост. Козловский Ю.А.1990 г.
[10] Там же.
[11] Интернет ресурс. Письма к Страхову. http://az.lib.ru/r/rozanow_w_w/text_1895_pisma_k_strahovu.shtml
