Лично моё мнение о покойном Павле Ивановиче такое, что это был человек в своём роде талантливый и очень добрый. Доброта у него преобладала над умом и выходила не из сознания превосходства добра над злом, а прямо безотчётно истекала из его натуры. Это была доброта органическая и потому, стало быть, самая прочная и надежная. Изменить ей Якушкин никогда не мог, потому что для него это значило перестать быть самим собою. Но добра он делать не умел, — потому что никогда в этом не упражнялся, да и вникать прилежно в дела не имел ни времени, ни способности. Он мог только отдать нуждающемуся всё, что у него было. Доброта у него была чисто пассивная, выражавшаяся всего более в высочайшей и может быть наисовершейнейшей форме самого прекрасного и пленительного, — трогательного незлобия. Он не только мог прощать всё, — решительно всё, но он даже не мог не просить чего бы то ни было. Врагов у него буквально не было…

Уважали в Якушкине, я думаю, наверно его святое всепобеждающее незлобие, которому нельзя было указать ни границ, ни подходящего примера. Он в этом превосходил всё и всех.

Незлобие его по истине было – незлобие праведника.