Справившись с волнением после первой лекции, Тимофея Николаевича ждал успех. Началась та счастливая пора его профессиональной деятельности, когда успех следовал за успехом. Аудитория, где читал лекции Грановский, всегда была полна и собирала слушателей не только историко-философского факультета, но и других специальностей.
На занятиях между ним и студентами устанавливались самые сердечные, доверительные отношения. Ласковое внимание преподавателя, его готовность прийти на помощь подкупали учащихся и формировали у них то благоговейное отношение к своему преподавателю, которое потом передавалось из поколения в поколение. Грановский не просто любил свою преподавательскую деятельность, он любил молодежь и возможность общения с ней как в стенах университета, так и за его пределами.
Из ноябрьского письма Тимофея Николаевича к другу Николаю Станкевичу за 1839 год мы читаем: «Университетские дела мои идут пока очень хорошо. Я имею среднюю историю два курса: один для юристов, другой для филологов; всего 6 часов в неделю. Круглым числом я занимаюсь по 10 часов в сутки, иногда приходится и более. Польза от этого постоянного, упорного труда очень велика: я учусь с каждым днём. Студенты мною довольны, а я ими – ещё более…»
В этом же письме Грановский пишет, что студенты сидят даже на ступенях кафедры, чтобы лучше слушать и записывать его лекции. А далее признаётся, что не стоит ещё подобного внимания студентов, т.к. чувствует все недостатки своих чтений: «я читаю по подробному конспекту… Самое лучшее приходит в голову уже во время чтения. При изложении я имею в виду пока только одно – самую большую простоту, естественность и избегаю всяких фраз. <…> Вместо того, чтобы увлечь, я могу просто насмешить. Иногда <…> слова приходят как бы вследствие мучительного внутреннего процесса – но что же делать? Усердия много – авось будет и успех».
Усердие было вознаграждено — известность Грановского росла с каждой лекцией. Эта слава вызывала разную реакцию окружающих: одни его хвалили, другие – настораживались, ожидая, что же будет дальше. Сам же Грановский был скептичен, прозорливо отмечая, что «то, что хвалят во мне в нынешнем году, будут порицать в будущем…»