«Любимым уголком Лескова в Киеве была Киево — Печерская лавра с её древними святынями. В рассказах старцев — монахов сохранилось ещё воспоминание о живом и общительном писателе и чтении с ним жития святых этой прославленной обители в покоях отца архимандрита и келиях братии монастыря. Здесь, в тиши укромной лаврской обители, у Лескова была своя келья, свой «номерок» со старыми образами, лампадками и иконами, в монастырской гостинице. Николай Семёнович порою вчерне здесь «творил», уединяясь вечерком «от мирского шума и суеты», с которыми связан был каждый его приезд в Киев и остановка в доме брата-акушера. Любивший древнюю лавру и её старинные напевы, писатель охотно бежал сюда «от всех людей далёко», посещал здесь храмы, больницу, ближние и дальние пещеры, проводя целые дни над Днепром, у «старцев», тесно сливаясь с толпой русских богомольцев и слушая из уст народных бесхитростные рассказы про их житие — бытие горемычное да старые времена. Громадный и ревностный труд собирателя легенд.                                

    Последние годы своей жизни Лесков вообще сильно прихварывал и очень немного писал…Сестра-монахиня угощала брата просфорами из Флоровского монастыря, которые он очень любил и привозила ему древние иконки, образа и картины с сюжетами из Священного Писания. Однажды она привезла ему с другой монахиней атласное, стёганное на вате одеяло своей работы. Работы Флоровского женского монастыря и редкие рукоделия золотом, шелками и рыбьей чешуёй славились в Киеве и собирались Лесковым. Помещики — аристократия из Липок (часть города), заказывали здесь шитьё приданого, а чиновники — шитьё золотом мундиров. Тончайшие кружева и вышивка гладью — работы монахинь, действительно художественные, отсылались за границу. Увлекаясь монастырями и сам собираясь одно время поступить в монастырь, будущий бытописатель монастырской жизни с детства посещал их с бабушкой. По словам писателя, она была живым указателем к святым местам. Высоко ставя и уважая тогдашнего старца — митропалита Киевского и Галицкого Платона (в мире Николая Ивановича Городецкого), Николай Семёнович посещал его, слушал его живые проповеди и любил его службу в Братском монастыре и лавре, как и преосвящённого Порфирия в Михайловском монастыре… Сохранились ещё букинисты и антикварии вблизи Братского монастыря, которые помнят Николая Семёновича в его пенсне и «разлетайке»- накидке, делающего у них свои изыскания и закупки. Один из букинистов К.К. Симинский рассказывал мне как факт, что в переплёте купленного им у Братского монастыря старинного Евангелия Николай Семёнович нашёл сторублёвку старинного образца, которую решено было, с обоюдного согласия, пожертвовать в пользу Александровского детского приюта, где брат Николая Семёновича состоял директором. В поэтическом затишье живописного кладбища «Аскольдовой могилы» сохранился также «уголок Лескова»- мраморная плита на возвышенном берегу Днепра, где любил в жаркие дни, на пригорке, наш писатель любоваться на открывающийся отсюда живописный и единственный в России вид на бесконечную ширь Днепра и отстоящие почти в 20 верстах Бровары (городок на северо-восток от Киева) – панораму, редкую даже в Киеве».