Сюжеты русских народных сказок удивительно разнообразны, но их этически-нравственная основа незыблема. Она является стержнем, на который нанизывается сюжет.
Не встретим мы в сказках Каллиникова и слова «зависть». Однако само это явление широко представлено в народных сказках.
Владимир Даль дает следующее толкование зависти: «Свойство того, кто завидует; досада по чужом добре или благе; завида, завидки; нежеланье добра другому, а одному лишь себе». И приводит в пример русские поговорки:
Зависть прежде нас родилась.
Где счастье, там и зависть.
Завистью ничего не возьмешь.
Злой плачет от зависти, добрый – от радости.
Сытый волк смирнее завистливого человека.
«Толковый словарь русского языка» под редакцией Дмитрия Николаевича Ушакова дает такое определение: «Зависть – это чувство досады, вызванное превосходством, благополучием другого, желанием иметь то, что есть у другого».
Если мы обратимся к сказкам Серёгина, то во многих из них обнаружим то самое чувство «досады по чужом добре», которое испытывают герои многих сказок. Более того, зависть настолько завладевает ими, что толкает на преступления.
Святые отцы церкви не были столь снисходительны к понятию «зависть» как отечественные лингвисты.
Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, почитаемые как вселенские учителя, продолжатели первоапостольского просветительского поприща, не прошли мимо темы зависти и сурово обличили ее в своих трудах.
Святитель Василий Великий образно описал эту страсть человеческую: «Другой страсти, более пагубной, чем зависть, и не зарождается в душах человеческих. Она менее вредит посторонним, но первое и ближайшее зло для того, кто имеет ее. Как ржавчина изъедает железо, так зависть – душу, в которой живет она. Лучше же сказать, как об ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая носившую их утробу, так и зависть обыкновенно пожирает душу, в которой зарождается».
С христианским милосердием сокрушается святитель над судьбой несчастного завистника. С состраданием пишет о неизлечимом недуге зависти, завладевшим человеком: «Не может найти он никакого врачевства, избавляющего от страданий, хотя Писания полны таких целительных средств. Напротив, он ждет одного утешения в бедствии – видеть падение кого-либо из возбуждающих его зависть. Один предел ненависти – увидеть, что внушавший зависть из счастливого стал несчастным, и возбуждавший соревнование сделался жалким. Тогда примиряется и делается другом, когда видит плачущим, встречает печальным<…> Что же может быть пагубнее этой болезни? Это – порча жизни, поругание природы, вражда против того, что дано нам от Бога, противление Богу».
Именно зависть к Богу, по мнению Василия Великого, вооружила демона на брань против человека. Каин не мог вынести чести оказанной Богом его брату, воспламенился ревностью и убил Авеля. Иудеи испытывали величайшую зависть к Спасителю за его чудеса, «напоследок предали смерти даровавшего жизнь».
Василий Великий делает вывод: «Так на все простерлась злоба зависти. Этим одним оружием от сложения мира до скончания века всех уязвляет и низлагает истребитель жизни нашей – диавол, который радуется нашей погибели, сам пал от зависти, и нас низлагает с собою тою же страстию».
Простерлась злоба зависти на все, явлена она и в русских народных сказках. Зависть действует, порой, страшнее и губительнее, чем Кощей Бессмертный, Змей Горыныч и Баба Яга вместе взятые. Ни один Леший, ни одна Баба Яга не додумалась бы до такого злодейства, до которого дошла героиня сказки Ермолая Серёгина «Сухоручка». Она задушила своего новорожденного ребенка, а вину свалила на сестру мужа. Купец поверил рассказам жены, отвез сестру в лес и отрубил ей руки.
Что же побудило купеческую жену на такое страшное преступление, как убийство собственного дитяти? Зависть к любви брата и сестры.
Научный сотрудник Музея писателей-орловцев Самарина И.В.