Борис и Вера Зайцевы практически никогда не расставались. Их писем друг к другу очень мало, зато в дневниках, в переписке с друзьями много добрых, трогательных упоминаний, свидетельствующих об особенно близких отношениях супругов.

В письмах и в жизни Борис Константинович называл жену «братец мой», «дружок», «душенька», «друг мой».

В 1957 году у Веры Алексеевны случился инсульт. Из воспоминаний дочери Зайцевых, Натальи Борисовны Соллогуб: «Мама говорить не могла. Была возбужденная и ничего не понимала. Потом понемножку она начала отходить. Папа ночью вставал и давал маме судно… Так продолжалось довольно долго, но скоро мы поняли, что так больше продолжаться не может, что папа больше не выдержит. Ведь ему было под восемьдесят. И я строго запретила ему к маме ночью вставать… Когда мама ночью засыпала, он уходил ненадолго в свою комнату, и оттуда слышались рыданья… А сиделки нам говорили: «Мы не можем напрасно получать деньги — ваш отец нас не подпускает к Вере Алексеевне… С каким вниманием, с какой любовью он с мамой занимался! Он так мечтал, чтобы она вернулась к нормальной жизни… Потрясающе… Это не два месяца и даже не год, а почти девять лет… Это подвиг. Папа просто не мог писать, когда заболела мама… Это была самая трудная работа… Первые месяцы мама была совершенно без памяти, а потом память немножко вернулась. И по вечерам, например, папа с ней читал «Отче наш», и она за ним повторяла слово за словом… Это был, пожалуй, самый лучший способ, чтобы она начала говорить. Он учил говорить ее инстинктивно. Вот она и повторяла. А иногда мама вдруг вспоминала какие-то слова, наиболее трудные, и один раз, когда я пришла, она сказала, обращаясь ко мне: «Твой папа — о-ба-я-тельный человек». Именно это слово было немножко труднее, но она вспомнила его. Мне кажется, что благодаря вот этой любви, которая была между ними, мама и стала говорить… Да-да. С трудом, но говорила. Хотя мама была парализована, она потом принимала участие во всем».

Уроками любви — назвал  взаимоотношения между Борисом Константиновичем и Верой Алексеевной в своем видеообращении, записанном к 140-летию со дня рождения Зайцева его внук, Петр Андреевич Соллогуб. Ребенком он с восхищением наблюдал, с какой нежность, терпением и любовью дедушка заботится о бабушке.

В письмах этого периода к друзьям и знакомым Зайцев часто пишет о любимой жене.

С Борисом Пастернаком 5 апреля 1959 года он делился очень личным: «У моей Веры сейчас грипп! Температура была 39,2. Сейчас сильно упала. Но главная ее болезнь длительная, некоторые успехи достигнуты — в речи, движениях — ведем ежедневную, но упорную борьбу с недугом».

В другом письме  5 февраля 1960 года этому же адресату  Зайцев писал: «Вера так же кротка и добра. Водим ее три раза в неделю по квартирке, массаж, много читаю ей вслух. Пошлите ей мысленно доброе радио. Мы называем это молитвой».

10 февраля 1959 года Зайцев сообщает Пастернаку о том, что прочел Вере Алексеевне «Доктора Живаго»: «Ваш роман я прочел весь, вслух, моей больной жене, и нам очень понравилось. Вы не романист, а поэт, и везде Вы, а не Ваши действующие лица. Но чрезвычайная Ваша привлекательность разлита повсюду и покоряет. Я за Вас очень радовался, что Вы написали отличную хаотическую поэму. Даже старый и равнодушный Париж Вы перебаламутили. На моей памяти ни один русский писатель не производил такой кутерьмы — я очень был доволен за русское имя».

Борис Константинович читал жене каждый день по много часов. В основном русскую классику, только «Войну и мир» трижды с перерывами в два-три года. К выбору «репертуара» для ежедневного чтения Зайцев относился очень внимательно: ему было важно не волновать Веру Алексеевну тяжелыми переживаниями. Так он отложил в сторону «Муму», находя это произведение опасным для болящей. «Муму» настолько пронзительная вещь, что не решаюсь читать вслух жене (я хорошо знаю этот рассказ и тоже несколько боюсь его). А постоялый двор прочитал ей», — признавался писатель в письме от 1 мая 1964 года Л.Н. Назаровой.

В канун Рождества 1962  года Зайцева навестил приехавший в Париж из СССР писатель Константин Паустовский. Свидетель этой встречи К.Д. Померанцев вспоминал: «Все это происходило,  когда  Зайцевы еще жили в скромной квартирке в Булони (одном из ближайших пригородов Парижа).  Жена   Бориса Константиновича,   Вера  Алексеевна,   уже   пятый   год   лежала

разбитая параличом, почти не могла говорить, но отлично слышала, что говорят около нее, и была в курсе всего   происходящего.   Надо   было   видеть,   с   какой   воистину   святой   самоотдачей ухаживал за ней Борис Константинович. Он читал ей по вечерам «Отче наш», она повторяла за ним слова Господней молитвы, а он был горд, что «учит ее говорить»! И действительно, почти всегда В.А. повторяла за ним святые слова».  Беседа двух русских писателей была очень увлекательной, «в  разговоре  безмолвно  принимала  участие  и Вера Алексеевна, видно было по глазам, как ее интересовал рассказ гостя».

Вера Алексеевна Зайцева умерла 11 мая 1965 года. Из воспоминаний Натальи Борисовны Соллогуб: «Папу мы не разбудили. А когда папа утром проснулся, и я ему сказала, что мама умерла, папа очень сокрушался: «Почему вы меня не позвали…» Он очень страдал, что мамы больше нет». 

В письмах к друзьям Зайцев снова и снова переживает события бесконечно трагических для него дней.

Из письма Л.Н. Назаровой от 27 июля 1965 года: «Сейчас пишу Вам именно в той комнате, где последние свои дни провела Вера. 11-го мая на утренней заре она ушла. Все последние недели была без сознания, только на первый день Пасхи вдруг очнулась, улыбалась, узнавала всех нас. Римский профессор Логатто, наш давний друг, случайно зашел к нам в этот день, обнял ее, сказал по-русски: «Христос Воскресе!» — она явственно ответила: «Воистину, Воскресе!» И весь день была веселая. Потом вновь забытье. И только в четверг на Пасхальной неделе малый проблеск мне и Наташеньке, сказала: «папа», «мама» (она Наташу всегда в болезни называла «мамой»). У кого что болит, тот о том и говорит – простите, что пишу Вам столько о своем, но чувствую в Вас душу родственную, потому и позволил себе написать». В том же письме Борис Константинович радуется, что успел прочитать Вере Алексеевне повесть «Река времени» и сокрушается, что книга «Далекое» пришла уже поздно. «На кладбище не почитаешь», — горестно заключает Зайцев.

Болезнь жены в одном из писем он называет ее Голгофой (Н.П. Смирнову от 6 января 1967 года), и  никогда не назвал своей. Мы не найдем в его письмах жалоб на усталость, злой рок судьбы. Как истинный христианин, он нес свой крест с достоинством и любовью.

Из письма к Н.П. Смиронову от 18 мая 1967 года: «Да, Вы не знали моей покойной жены. 11 мая мы служили по ней панихиду – много было народу в церкви, она была светлый человек и свет свой внесла во всю мою жизнь. Прожили мы вместе 63 года! Сейчас я живу у дочери, она тоже очень хорошая, ходит за мной как за младенцем, хотя в детство я еще не совсем впал <…> Но все-таки и Наташа, какая бы ни была, заменить мне Веру не может…»

За год до смерти в письме к Л.Н. Назаровой Зайцев просто и даже почти буднично говорит о сокровенном, о своей воле, которая давно была им высказана потомкам – быть похороненным в одной могиле с Верой Алексеевной: «Есть у нас тут под Парижем кладбище русское St Genevieve des Bois – это русский поселок. Там все почти эмигранты лежат – и писатели (Бунин, Мережковский, Гиппиус, Шмелев и т.д.), и военные, и какие угодно. Вера моя тоже, и Вера Бунина. Мне местечко приготовлено в Вериной могиле». Воля Бориса Константиновича была выполнена.

После смерти жены Борис Константинович очень тосковал, долго не мог писать. В память о своем земном ангеле-хранителе он решил опубликовать переписку двух Вер — Веры Николаевны Буниной и Веры Алексеевны Зайцевой. Книги «Повесть о Вере» и «Другая Вера» стали своеобразным литературным памятником жене.

 

Фотографии из парижского архива Б.К. Зайцева, опубликованные в

книге «Напишите мне в альбом…» Беседы с Н.Б. Соллогуб в Бюсси-ан-От.

М., 2004 год. Автор-составитель: О.А. Ростова.