А.И. Еремин – кандидат исторических наук
МИРОВОСПРИЯТИЕ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ГИМНАЗИСТОВ В НАЧАЛЕ XX в. (по материалам рукописного журнала «Школьные досуги»)
Опубликовано в Вестнике РГГУ. №10(111). Серия «Исторические науки. История России».- Москва, 2013 с.18-43
В статье анализируются материалы рукописного журнала, который издавали гимназисты Орловской мужской гимназии в 1902–1903 гг. На основе этого анализа реконструируется мировосприятие гимназистов. Делается вывод, что главную роль в мировосприятии гимназистов играли идеи и образы из художественной литературы, более всего их интересовала система среднего образования в России, а менее всего – внутриполитические вопросы.
Ключевые слова: Орел, Орловская мужская гимназия, классическое образование, гимназисты, рукописный журнал, мировосприятие, художественная литература, публицистика, культурное пространство, повседневность.
В начале ХХ в., когда массовая культура властно ворвалась в повседневную жизнь, диктуя свои правила тиражирования продукции и воздействия на публику, даже в обстановке издательского бума конца ХIХ – начала ХХ в., роста сети изданий и книжной торговли, запросы читающей и пишущей русской публики не были удовлетворены полностью. Наряду с печатными изданиями продолжали жить различные рукописные издания. Рукописные журналы теснили альбомы и альманахи и вместе с ними оставались привычным способом самоидентификации их авторов – как правило, хорошо владевших пером, прилично знакомых с современными им литературными новинками, интересовавшихся тем, о чем говорят и что думают в России и в мире, молодых и не очень молодых российских граждан.
Тогда же сложился миф о решающем значении политических вопросов в умонастроениях российской городской молодежи, в частности, студенчества и учащихся средних учебных заведений. Миф этот оброс обширной литературой, и его легко поддержать лучшей сохранностью подтверждающего его корпуса источников.
Мнение о преимущественном значении политизации жизни студенчества накануне и в ходе революции 1905–1907 гг. и спаде его политической активности после поражения революции разделяет, например, видный специалист по истории российского студенчества конца ХIХ – начала ХХ вв. А.Е. Иванов. Он назвал этот феномен «скоротечной социально-психологической метаморфозой», причины которой следует искать в обстоятельствах формирования гражданского общества в России1. В работах А.Е. Иванова студенчество рассматривается в связи с генетически связанной с ним социальной группой выпускников средних учебных заведений. Автор характеризует чувства и побуждения, которые испытывали абитуриенты при выборе профессии, однако вопросы самоопределения учащихся, в том числе место среди них политической тематики, в осмыслении которых формировалось мировоззрение учащихся, настроения учеников других классов, а не только выпускников, – все это осталось за рамками его исследований. И рукописные журналы гимназистов в качестве источника в них не использованы.
Особенности поисков учащимися собственной идентичности как воздействия на аксиосферу и поведенческие стереотипы молодежи бульварной литературы 1907–1917 гг. рассмотрены в недавно опубликованных статьях О. Буле. Автор зафиксировал, как именно происходило влияние образов массовой литературы на коллективное сознание школьников. Он нашел свидетельства этому в откликах читателей, в письмах в редакции газет и показал, что произведения модных беллетристов конца ХIХ – начала ХХ в. одновременно отражали и формировали повседневное мышление и поведение молодежи2.
Мыслям и переживаниям нескольких авторов дневников и воспоминаний, связанным с обучением в женской гимназии в начале ХХ в., дано типизирующее объяснение в исследовании Т.Б. Котловой3. На наш взгляд, иллюстративное использование источников, даже одного вида (например, источников личного происхождения), не дает достаточных оснований для обобщающих характеристик. К тому же смешивается информация, отобранная и зафиксированная в дневниках, с тем, что сохранилось в памяти и вошло в воспоминания. Мировосприятие провинциальных гимназистов в начале ХХ в. 19
Вообще, можно встретить значительные различия взглядов на соотношение реконструкции и конструирования в историческом исследовании даже внутри немногочисленных исследовательских сообществ. Так, в ежегоднике «Социальная история» Н.Л. Пушкарева утверждает, что в новой социальной истории вместо установления репрезентативности памятника и возможно более полного его приведения в традиционных исследованиях противопоставлен иной метод работы: «Речь идет о вчитывании в найденный текст, размышлениях об обстоятельствах высказывания именно запечатлевшихся идей и оценок, возможно более глубоком проникновении во внутренние смыслы сообщенного, учете недоговоренного и случайно прорвавшегося»4. В том же номере этого ежегодника специалист по рабочей истории Т.Я. Валетов констатирует: «Чтобы воссоздать картины жизни рабочего населения наших дореволюционных городов и приблизиться к пониманию той социальной атмосферы, приходится опираться на крайне разбросанные, не всегда надежные и, за редким исключением, нерепрезентативные данные, которые тем не менее представляется возможным сложить в единую мозаику»5.
Существует устойчивый интерес к проблематике социальной истории образования начала ХХ в., к разысканию новых источников ее изучения. Среди разнообразия введенных в научный оборот источников рукописные журналы не используются, остаются недооцененным источником. Подобные журналы привлекали внимание специалистов по истории культуры ХIХ в., преимущественно литературоведов и искусствоведов. В ХIХ в. рукописные журналы выпускали студенты высших учебных заведений, но на рубеже веков им на смену пришли различные студенческие самопереписи, анкеты и опросы. В воспоминаниях, в художественной литературе и в исследованиях, в документации учебных заведений и судебно-полицейских органов существуют многочисленные указания на широкую распространенность рукописных изданий учащихся школьного возраста в конце ХIХ – начале ХХ в.
Рукописные журналы учащихся средних учебных заведений отличало то, что инициатива их выпуска обычно принадлежала самим учащимся, они предназначались для общения между сверстниками, как правило, внутри одного учебного заведения. Круг авторов и читателей стал оказывать решающее значение на выбор тем, сюжетов, оформление и манеру изложения. Журналы эти были разнообразны по содержанию: от литературных до общественно-политических, они изготавливались учащимися как старших, так и младших классов, светских и духовных, мужских и женских учебных заведений.
Процесс создания и распространения журналов или газет, существующих в единственном экземпляре, давал своим авторам и читателям ощущения духовной близости, романтической тайны свободомыслия и самовыражения, способности в утонченной форме организовывать свой досуг и к тому же оказывать воздействие на окружающих людей. В подобных рукописных занятиях значительное место занимали элементы игры, развлечения, а это всегда особенно привлекательно для молодежи.
Рукописный журнал «Школьные досуги» выпускали учащиеся VI класса Орловской классической мужской гимназии в течение 1902/1903 учебного года. Сохранился полный комплект всех выпущенных восьми номеров и тетрадь указателей к ним за все время издания журнала. В отдельных номерах – от 23 до 100 страниц, общий объем – 434 страницы. Журнал выходил без строгой периодичности с августа 1902 по март 1903 гг. Все номера и указатели были собраны под матерчатым переплетом с кожаными корешком и углами. Золотым тиснением на корешке выполнена надпись «Школьные досуги. 1902–1903 г.» в манере, из материалов и шрифтом начала XX в. Журнал хранится в фонде «Редкая книга» Государственного объединенного литературного музея И.С. Тургенева (ОГЛМТ) под инвентарным номером 10 677/490 оф*.
Встретить такой полный комплект школьного рукописного журнала – большая удача для историка: никаких данных о подобных собраниях рукописных журналов в иных архивах попросту нет. Большинство рукописных журналов отложились в коллекциях и собраниях в виде единичных поступлений и, как правило, выделены из контекста, в котором были созданы. Семь авторов, подписывавшихся псевдонимами, являют собой «сколок», «срез» тогдашнего провинциального школярства. Среди них трое особенно известны: «Одинокий» – Александр Иванович Тиняков – впоследствии поэт-символист, сохранивший этот литературный псевдоним; «П…», «Пр-ж-кий» – Евгений Алексеевич Преображенский, впоследствии ставший видным деятелем революционного движения и советского государства; «Б…» – возможно «Березинцев», Федор Дмитриевич Крюков, преподаватель истории и географии, воспитатель пансиона гимназии (сейчас он более известен в связи с полемикой вокруг авторства «Тихого Дона»).-
* Автор выражает сердечную благодарность научному сотруднику ГЛМТ Л.В. Ивановой, указавшей ему на журнал, и доктору исторических наук Н.Л. Пушкаревой за помощь, оказанную при работе над статьей.
В 1904 г. в журнале «Русское богатство» был опубликован большой рассказ Березинцева (Ф.Д. Крюкова) «Картинки школьной жизни». В нем читатель нашел едкую, с явными перехлестами, критику классического образования. В персонажах рассказа узнали себя многие преподаватели и учащиеся Орловской мужской гимназии, в городе был разгадан псевдоним писателя. Главный герой рассказа – Сверхчеловек Петр Иванович Кривцов Одинокий (Тиняков) издавал рукописный журнал «Лучи зари», отрывки из которого, приведенные в рассказе, дословно повторяют отдельные места из статей в «Школьных досугах»6. Его сосед по парте – Пржеторжевич (Преображенский). Не ясно, зачем понадобилось Крюкову в рассказе менять название журнала. В любом случае, он вписал и тот, и другой журнал в историю русской литературы начала ХХ в., чем невольно способствовал и сохранению комплекта «Школьных досугов».
Журнал предназначался для открытого распространения среди товарищей по гимназии и сверстников, что во многом определило особенности его содержания и бытования.
Использование рукописных журналов в качестве источника изучения мировосприятия затруднено тем, что они, подобно альбомам, изготавливались узкой группой авторов. Преломление в журналах, как и в других источниках личного происхождения, общественно-значимых событий, переживаний авторов оставило лишь «смазанные» следы.
Журнал «Школьные досуги», в дополнение к указанным выше особенностям, имеет еще ряд преимуществ по сравнению с другими источниками. Инициаторы издания создавали его для своих сверстников. Количество лиц, среди которых циркулировал журнал, исчислялось десятками. Неожиданно для самих издателей журнал и его содержание вызвали острые критические отклики тех, кто посчитал содержание статей не более чем скрытыми заимствованиями (то есть привычными школярскими переписываниями хрестоматий).
Несомненно, задетые, но и уверенные в своей правоте, редакторы и авторы в № 6 впервые оставили чистые страницы для читательских мнений, а в № 7 – поместили приглашение к дискуссии: «С 6 № нашего журнала мы оставляем в конце номера несколько страниц для того, чтобы читатели могли выражать свои мысли о содержании журнала: о хороших и дурных его сторонах. Просим относиться серьезно к этим заметкам, и мы были бы очень довольны, если бы все читатели нашли возможность поместить свои отзывы. Кстати, предупреждаем, что все стихотворения, рассказы, статьи, рисунки и заметки оригинальны и ниоткуда не заимствованы»7.
В № 6 и 7 помещены девять отзывов, написанных читателями. Отзывы написаны разными почерками, часть имеет подпись «Читатель», часть оставлена без подписи, два подписаны псевдонимом «П. М-кий». (Листы с отзывами подшиты вместе с номерами журнала, но не пронумерованы). В № 6 есть ремарка, однозначно указывающая на существовании и других, кроме напечатанных, отзывов. Между авторами и читателями завязался нелицеприятный обмен мнениями, поводом для которого стали статьи о славянском единстве, конкретно – статья Преображенского «Мысли о славянстве». Выплеснулись эмоции, участники дебатов от обсуждения вопросов перешли на личности: «Само по себе заявление читателей не могло бы вызвать нас на ответ им: мало ли чего не говорят и критикуют в нашем журнале…»8, – заявил Преображенский. Его оппонент перчатку поднял, остроумно предложил дополнить название статьи «Мысли о славянстве» словом «обрывки».
Так рукописный журнал, задуманный для распространения среди сверстников, претерпевал изменения под влиянием обстоятельств среды бытования. Журнал, прямо взятые из него фрагменты текстов, вместе с авторами вошедшие в рассказ «Картинки школьной жизни», вызвали интерес сотен читателей журнала «Русское богатство».
Так чем же жили и «дышали» орловские гимназисты в те предреволюционные годы? Чем интересовались и о чем хотели прочесть?
Ответы на эти вопросы можно найти в содержании основных разделов рукописного журнала. Во всех номерах журнала сохранялись основные рубрики, тематика, жанры. Вначале было четыре, а с № 6 – пять основных тематических разделов: I. «Беллетристика» (стихи и проза Тинякова), II. «Критика и библиография»» (обзоры Преображенского о «новой литературе» и короткие рецензии на последние литературные новинки), III. «Публицистика» (заметки по общественно-политическим вопросам с № 6), IV. «Театр и искусство» (новости театра, сообщения о выставках, лекциях, концертах), V. «Что нового?» (новости, заимствованные из печатных изданий). Основное смысловое содержание заключено в сквозной статье «Наша новая литература». Наименее оригинальными были заметки о театре и искусстве. Из иностранных известий, наибольший интерес редакторов и авторов вызвало положение славянских народов.
Опыт изучения рукописных сборников ХIХ в. позволяет предположить существование зависимости между особенностями содержания и бытования журнала «Школьные досуги» и мировосприятием учащейся молодежи в провинции в начале ХХ в. Можно попытаться выявить особенности этой зависимости, изучая одновременно обстоятельства появления, обращения и восприятия текстов журнала.
Чтобы реконструировать мировосприятие орловских гимназистов начала ХХ в., необходимо рассмотреть «Школьные досуги» как один из способов его формирования и проявления, понять обстоятельства, сделавшие журнал именно таким, каким он был. Структура и содержание журнала не являются проекцией мировосприятия гимназистов. Избранные авторами темы, высказанные по ним суждения, использованные для их обоснования аргументы представляют собой мозаику феноменов и разных культурных пространств, микро- и макроконтекстов, пересекающихся и меняющихся местами.
В качестве рабочей гипотезы использовано предположение, что контуры мировосприятия молодежи начала ХХ в. проявляют себя там, где в тексте журнала представлены: обсуждение поднятых вопросов; отбор тем и, особенно, те темы, к которым обращаются повторно в том же и в других номерах; изменения в содержании или структуре журнала; не высказанное – сознательно пропущенное и не замечавшееся. Мозаика (конгломерат) феноменов и разных культурных пространств, микро- и макроконтекстов, сама выстраивается в цепочки взаимной связи между темами, мнениями и аргументами, сочетающие социальную деятельность и мировосприятие.
Рассказывая о художественной литературе, авторы «Школьных досугов» переходили к размышлениям о роли личности и социальных групп в обществе, иронизировали по поводу состояния средней школы, предлагали программы чтения и самообразования, сопоставляя все с российскими и иностранными примерами и образцами близкого и далекого прошлого. Мировосприятие гимназистов проявлялось в том, что менялась конфигурация основных тем и сюжетов. Некоторые из них освещались повторно в разных жанрах (рассказ, статья, заметка, отзыв).
Повторно авторы и редакторы журнала обращались к темам самоубийств среди молодежи, реформе образования, социальных изменений в России, использования иностранного опыта. Возможно, что именно эти темы и вопросы казались гимназистам более важными. Ниже мы обратимся подробнее к этим событиям и темам.
Едва ли справедливо утверждать, что отсутствие обсуждений других затрагивавшихся в журнале вопросов означает, что их не было или они не считались важными. Среди них: служение обществу, положение в обществе некоторых профессий (врач, чиновник, учитель), необходимость личного труда для самореализации.
Важное значение имеет установление осознанных и невольных умолчаний о том, что было тогда актуальным, модным, принятым. В любом случае все не упомянутое из соображений самоцензуры, не замечавшееся или само собой разумевшееся содержит значительный объем скрытой информации, важной для понимания целостности мировосприятия, его приоритетов, констант и маргиналий.
Беря в руки рукописные журналы школьников столетней давности, исследователь невольно проникается переживаниями тех, кто создавал их. Какие события, явления, процессы в обществе волновали их создателей? Как они отвечали культурным запросам молодежи и влияли на ее умонастроения? В каком социальном и культурном пространстве происходила самоидентификация гимназистов начала ХХ в.? Чем задавались ограничения и возможности проявленных моральных и эстетических, индивидуальных и социально обусловленных предпочтений? Чтобы ответить на эти вопросы, нами были проведены последовательно и попеременно деконструкция и сопоставление использованных в журнале литературных и языковых форм и приемов, тем и фрагментов между собой, с журналом как текстом, с другими видами источников.
Гимназисты не употребляли понятие «мировосприятие», но многократно использовали понятие «миросозерцание» (более десяти раз), без дополнительных комментариев насчет него. Авторы разграничили «идеи» и «настроения» тем, что «настроение, как нечто изменчивое и зависящее от идеи, не может быть сравнимо с последней, а тем более быть выше ее»9. На двух страницах разъясняли значение понятия «точка зрения»: «Это своего рода очки, через которые человек рассматривает все то, что перед ним происходит. Эти очки могут быть розовые и тогда жизнь человеку кажется прекрасной и исполненной прелести и поэзии; такой человек старается оправдать зло, пропускает его мимо глаз, останавливая их только на хорошем. Людей с таким миросозерцанием у нас принято называть оптимистами. Но есть люди, миросозерцание которых совершенно противоположно оптимистам. Они рассматривают явления жизни как бы сквозь темные очки, и все, что они замечают, представляется им в мрачном свете»10.
Авторы обосновывали важнейшее значение литературного процесса для формирования мировоззрения гимназистов. Новую, общественно значимую литературу они считали средством познания жизни, выделяя в художественных произведениях приметы своего времени. Литературе же уделяли преимущественное внимание по сравнению с театром, живописью, событиями в общественной, политической, культурной жизни в стране, в мире, в Орле. Первым из современных им писателей «по величине и важности таланта» был назван А.П. Чехов11. После него – с большим отрывом – следовали В.В. Вересаев, М. Горький, Л.Н. Андреев, И.А. Бунин. В журнале нет обзоров или рецензий на символистов, на популярных бульварных беллетристов.
Обзор и критика новой литературы шли в течение почти всего учебного года. Авторы довольно умело выдерживали принятую структуру литературных рецензий: сначала проблема (почему выбрано это произведение), затем пересказывалось содержание или цитировались отдельные выразительные отрывки, далее следовала полемика с известными или знаменитыми критиками, в заключении давались обобщающие, аргументированные выводы. Отобранные для анализа литературные произведения авторы журнала использовали для изложения и обоснования собственной позиции. Оценка произведений зависела от соответствия, по мнению гимназистов, литературных образов современной им российской действительности.
В общем, предложенное авторами журнала обсуждение современности путем соотнесения их с литературными типами как-то не нашло поддержки у гимназистов. Авторы журнала переоценили начитанность сверстников и собственные способности вызвать и развить интерес к уже обсуждавшейся в обществе проблематике. Вопросы общественно-политической жизни в изображении писателей казались гимназистам слишком избитыми, приводимые имена критиков, их мнения, контраргументы казались «списанными» у кого-то.
Похоже, что важнейшими для авторов и читателей журнала, предназначенного для камерного изготовления и распространения, – как это ни странно – были размышления о смысле жизни. При этом у них уже были некоторые предпочтения в поисках собственных ответов на вечный вопрос: «правды никто из людей не знает, но тем более стремление к ней должно побуждать человека в его деятельности и давать силы на его жизненном пути»12.
В свои 16 лет они, похоже, искренне считали, что «цель человеческого существования состоит в том, чтобы дружными усилиями науки и искусства раскрыть перед ним тайны его происхождения и существования»13.
Из всех поднятых на страницах журнала тем только одна получила два развернутых письменных отзыва – тема самоубийства. В начале ХХ в. по России прокатилась эпидемия самоубийств, ставшая фоном и источником апокалипсических предчувствий эпохи декаданса. Она поглотила и учащихся средней школы, что буквально потрясло современников.
В «Школьных досугах» был «опубликован» разбор рассказа Чехова «Володя» о гимназисте VI класса, который после неудачных экзаменов покончил жизнь самоубийством. По утверждению Преображенского, из-за неправильного и уродливого воспитания «самоубийства среди учащихся сделались так часты, что отразились даже в литературе. Это явление принадлежит исключительно конкретно нашему времени, потому что лет 50 назад ничего подобного не было»14.
Читатели предпочли Чехову рассказ Одинокого (Тинякова) «Вьюга», герой которого Смурин уже окончил университет и после недолгой службы вел хозяйство в имении. Гимназисты откликнулись двумя развернутыми отзывами. Автор первого отзыва, озаглавленного «Критический обзор рассказа “Вьюга” (вернее “История одной ненормальной души”)» обосновывал личную ответственность человека за собственную жизнь: «Наверное, все люди, подобные Смурину, люди, не могущие найти себе дело и пристанище в жизни, по каким бы то ни было причинам кончают земное существование самоубийством. Эта страшная и опасная болезнь, распространившаяся в последнее время все более и более, унося за собой жертвы преступления перед законами жизни вообще и перед жизнью общества. И если он не занялся хозяйством или каким-либо другим трудом подходящим, так это и было причиною преступности над собою. И на основании этого, я думаю, что ни условия, ни люди, ни ложь, вообще ничего из предыдущего не виновато тут и виноват он сам, потому что не мог разобраться в ложности своей жизни и не мог разобраться потому, что был ленив работать. Ведь без дела человеку не трудно помешаться или спиться, если есть к тому средства. Вообще тип крайне ненормален, бледен, не новый – потому не руководящий, тип – пессимист, результат ложных взглядов на истинный смысл жизни»15.
Сразу вслед за этим отзывом последовал второй. Аккуратный ровный почерк, отсутствие исправлений говорят о том, что его обладатель твердо придерживался мнения о персональной, а не общественной ответственности за самоубийства: « автор изображает нам человека, застрелившегося вследствие разочарования жизнью. Рассказ этот есть ни что иное, как желание продолжить родословную “лишних людей”, якобы начатую лучшими русскими писателями. Вследствие этого герой рассказа не имеет ничего художественного, и рассказ “Вьюга” принадлежит скорее к разряду произведений бездарных. Его герой, герой сделанный, герой нарисованный вразрез с действительной жизнью. Автор не подумал, имеет ли право его герой обвинять в своем разочаровании окружающих его людей. Какой гигантский эгоизм, – я скучаю, а вы все виноваты»16.
Наибольшее количество материалов журнала прямо обращено к положению дел в системе образования, особенно к проходившей тогда реформе ее среднего уровня: рассказы «Дневник гимназиста» (№ 3), «Дневник бывшего гимназиста» (№ 4), «Сельский учитель» (№ 1, 2), «Вьюга» (№ 6), статьи «О реформе средней школы» (№ 8), «Всероссийский съезд учителей» (№ 6), «Несколько слов о совместном воспитании» (№ 7), «Кое-что о женском вопросе» (№ 7) и другие. В тенденциозной общественной критике действительных и мнимых недостатков «классицизма» орловские гимназисты чутко уловили слабые места системы: устарелые учебные программы и методики, взаимная отчужденность учителей и учащихся, перегруженность программ древними языками. Одинокий (Тиняков) писал в статье «О реформе средней школы»: «Приступая к учебным занятиям в нынешнем году, большинство учащихся в средних школах думало, что занятия эти будут производиться по новой программе, по усовершенствованному методу и что школа будет для них не печальной и скучной необходимостью, а опытной и сердечной руководительницей; они думали, что школа будет наконец стараться учить своих питомцев не зубренью гекзаметров и пентаметров, а будет приготовлять их к университету и жизни. И из этих розовых мечтаний ни одного не сбылось»17.
Авторы «Школьных досугов» чувствовали себя готовыми обсуждать целый ряд животрепещущих вопросов современности, тончайшие психологические переживания. Где там было найти время на выполнение заданий? Бóльшая часть гимназистов тогда получала желанный аттестат зрелости в возрасте 19–21 года. Каково им было слышать «мелочные придирки» инспекции: не только не хулиганить в гимназии, но и не читать запрещенной литературы, не курить, не пить спиртного, не участвовать в вечерних взрослых общественных развлечениях и т. д., и т. п.?
Обостренное подростковое самолюбие, росшее у гимназистов быстрее, чем способность понимать прочитанное либо услышанное, прорывается в рукописных строчках журнала: «…Классическая школа незыблемо стоит и дразнит бессильных противников. Ей дела нет до того, сколько людей по ее вине погибает физически и какое ужасающее количество нравственно и умственно; она не замечает их, она также холодна и бесстыдна как “Стена” в рассказе Л. Андреева. Но ведь стена заколебалось, было, когда на нее дружно налегли запертые ею. Но они оставили ее, когда она начала шататься. Неужели и мы оставим свои усилия опрокинуть классическую школу тогда, когда она начала падать?»18
Как и в других случаях, гимназистам казалось, что они видят суть проблемы и кратчайший путь ее решения. Поэтому в статье «Несколько слов о чтении книг» Преображенский уверенно указывал путь устранения главного недостатка в постановке школьного дела: «У нас в гимназии ученик изучает не те предметы, к которым он имеет склонность, а те которые полагаются по программе гимназического курса. Отсюда домашнее чтение есть единственный способ для юноши к умственному развитию, и в нем одном он может узнать свои настоящие склонности к какой-нибудь науке»19.
Кроме эмоций критика гимназической системы подкреплялась подходящими высказываниями российских общественных деятелей по этой проблеме, описаниями совместного воспитания и обучения в других странах. Идеи эти витали в воздухе, обсуждались журналистами и общественными деятелями, сопоставлявшими его результаты в разных странах.
Гимназисты искренне включились в полемику, вызванную высказываниями издателя газеты-журнала «Гражданин» кн. В.П. Мещерского против совместного воспитания. Свое выступление на стороне эмансипаторов они подкрепили несколькими банальными истинами, с чувством мужского превосходства говорили о необходимости «отучать от свойственного женщинам легкомыслия… ведь танцы и другие способы общения между молодыми людьми нам кажутся гораздо более опасными в нравственном отношении, чем общение на почве науки и искусства»20.
Тема совместного обучения освещалась в контрасте с положением женщин во Франции, где «чуть ли не в каждом мало-мальски порядочном журнале можно встретить рассуждения о женском воспитании и образовании», а посему «самый естественный и легкий выход из этого, полного противоречий, положения будет состоять в том, что вместо бесплодных писаний, мы допустим женщину выйти на широкий путь, по которому идут люди к свету знания, к правде и счастью»21.
Целый ряд вопросов, о которых подробно и детально писалось в журнале, не оказались интересными читателям-гимназистам. Среди них, скажем, проблемы изменений, происходивших в положении социальных слоев, о значении некоторых профессий для общества, а также вопросы, обсуждавшиеся правительственными Особыми совещаниями, работавшими в начале века. Уместно ли было обсуждение таких общезначимых для данного провинциального региона вопросов на страницах журнала, читавшегося обычными подростками? Есть основания для положительного ответа.
Задачи, подготовка и ход Особых совещаний, отсутствие видимых результатов от них имели общественное звучание, освещались и обсуждались в печати, вольно или невольно стали предметом размышлений и гимназистов. Один учащийся наивно и оригинально соединил правительственные и общественные инициативы в решении крестьянского вопроса: «Выход из положения безземелья один – издание закона правительством, не позволяющим “делиться”, и приобретения земель последним у богатых владельцев или в Сибири за деньги, которые идут на народные чтения и вечера с танцами, служа крестьянам основным источником разврата. (На устройство одного народного собрания в 1903 г. и с танцами, одной Москве пожертвовали миллион, между тем сколько земли можно было приобрести на эти деньги и отдать бедным крестьянам ее. Марта 8. 1903. П. М-кий)»22.
Во всех восьми номерах журнала содержатся характеристики положения различных сословий в России. Начиная издание журнала, гимназисты обратили внимание на «жизнь низшего сословия… сословие, находящееся между мужиком и культурным человеком, члены которого у нас называются разночинцами или мещанами»23. Подметили они и возникновение новых проблем во взаимоотношениях сословий в проходившей индустриализации: «Вся она [Россия] превращается из тихой, земледельческой страны в бесшабашную, пьяную, фабричную… Где раздавалась протяжная песня пахаря, там пиликают теперь гармоника и слышатся разудалые, бессмысленные песни пьяных фабричных… Нищета и невежество нашего народа остаются те же, но хорошие его качества под давлением фабричной грязи и копоти, под гнетом жадности и разврата уходят одни за другим. И нет выхода из этого положения, нет спасения, потому что население все растет и растет, а земельный надел остается все тот же…»24.
К высшим классам, «ведущим жизнь за чужой счет», они причисляли и интеллигенцию: «…Маленькая кучка людей – наша интеллигенция – в большинстве случаев незаконно пользующаяся трудами рабочих классов – незаконно с точки зрения народа, который пока еще не пользуется произведениями интеллигенции»25.
Авторы журнала считали, что сословные противоречия могут разрешиться «не путем добровольного соглашения, но путем экономической борьбы»26.
Орловские гимназисты разделяли общественный пессимизм в связи с отсутствием видимых изменений, «усталость» от обсуждений и ожиданий преобразований. Юношеское нетерпение в своей современности видело «развинчивание нервов» общества27.
Как было избежать этого общественного пессимизма? Ответ авторам журнала виделся в обращении к опыту других стран. Обращение это, похоже, стало одним из важнейших элементов мировосприятия российской молодежи того времени. Так, сразу в нескольких номерах журнала обсуждался «славянский вопрос».
Началось с заметки о предстоявшей в 1904 г. Славянской выставке в С.-Петербурге, потребность в которой, утверждал Преображенский, «особенно назрела в последнее время, когда среди всех, почти, славянских народов является мысль о необходимости единения и дай бог, чтобы эта выставка оправдала возлагаемые на нее надежды»28.
Именно идея славянского единства, полагали авторы журнала, позволяет решать важную для мира и России проблему взаимоотношений славянского и германо-романского миров в культуре, экономике, политике. Правда, «некоторые из читателей вывели из этого заключение о “славянофильстве” автора и пожалели об этом, противопоставляя ему космополитизм как убеждение более соответствующее настоящему времени»29, но ответом на это стали статьи о притеснения славянских народов в Чехии и Македонии, о немцах и турках. В своих отзывах читатели-гимназисты отстаивали свое мнение подчас в откровенно оскорбительном тоне, без разбора темы и аргументации: они с насмешкой отнеслись к суждениям своих гимназических товарищей о славянском вопросе, назвав статью одного из авторов не «Мыслями о славянстве», а «Обрывками мыслей» и предложив «писать рассказы и стихи, которые более подходят вашему уму и развитию». Но авторам и редакторам журнала трудно было согласиться с этим. На страницах продолжалось обсуждение событий в Германии, развития ее экономики и ее влияния на русскую торговлю. Воинственность императора Вильгельма называли причиной начавшейся гонки вооружений30.
Листая страницы журнала, трудно не обратить внимание на то, как в размышлениях «о времени и о себе» авторы и читатели «Школьных досугов» позиционировали себя по отношению к персональным и ценностным ориентирам, принятым в обществе. В первом же номере журнала гимназисты в связи с пышными похоронами немецкого ученого и политика Р. Вирхова, создателя учения о клетке, восхищенно сетовали: «Да, умеют немцы чтить великих людей!»31 Избрав в качестве примеров для подражания, объектов для критики и споров выдающихся представителей российской культуры, формировавших и олицетворявших культурные традиции, гимназисты начала ХХ в. были далеки от отношения к ним в подобном духе.
Признание достоинств других культур соседствует с фамильярным отношением к знаковым деятелям русской культуры. Ради красного словца, бестактно, без какого-то пиетета, чтобы только противопоставить А.Н. Некрасова другим хрестоматийно признанным писателям середины ХIХ в., Тиняков заявил: «Тургенев, Толстой, Гончаров и все остальные вели жизнь сытую, спокойную. обломовскую, разнообразя ее только картами и вином, да охотой. Тургенев, Толстой, Гончаров и другие, ведя пошлую жизнь, находили это в порядке вещей и, поедая омаров, икру и другие “деликатесы”, не страдали от сознания того, что в это время умирает где-нибудь мужик от голода; сидя с сигарой в зубах у камина, они не вспоминали о замерзающем в извозе или нетопленной хате “меньших братьях” и после выпивки и кутежа с француженками они не испытывали угрызений совести»32.
Гимназистов раздражала менторская манера Толстого, создание и распространение мифов о правильном стиле жизни в том числе усилиями С.А. Толстой, аналогичные назидания И.Е. Репина.
Казалось бы, основанием для избрания в качестве образцов для подражания могли быть общность места рождения или учебы. Тем более что среди уроженцев Орловской губернии или выпусков гимназии были И.С. Тургенев, Л.Н. Андреев, И.А. Бунин, Т.Н. Грановский, произведения и факты биографии которых использовались в «Школьных досугах». Но в журнале об этой связи ничего не говорится.
Гимназисты дали отзывы в превосходной степени трем рассказам Л. Андреева, безоговорочно признали его литературное дарование и заняли его сторону в газетном скандале о «развращающем» влиянии его произведений. То, что Л. Андреев был не только уроженцем Орла, но и закончил ту же гимназию, где обучались они сами, совсем не использовалось авторами и читателями, писавшими отзывы, ни при анализе его рассказов, ни в оценках местной культурной среды.
Анализ рассказа «Руда» И. Бунина, получившего первую литературную известность в пору работы в «Орловском вестнике» в 1889–1892 гг., также не сопровождается какой-либо ремаркой о его связях с Орлом. В дискуссии о «славянофильстве» авторы журнала не вспомнили и Н.Я. Данилевского, автора теории «культурно-исторических типов» и особой роли славянства, который был уроженцем Ливенского уезда Орловской губернии. В начале ХХ в. Данилевский, его идеи и книги вызывали большой интерес, были, как говорится, «на слуху», имели ярких сторонников и противников.
Во время писания «Школьных досугов» все упомянутые знаменитости были известны гимназистам как уроженцы Орловской губернии и выпускники их гимназии, но никто из них не избран и не назван примером.
Культурное пространство самоидентификации гимназистов начала ХХ в. задавалось и ограничивалось возможностями ознакомления с новыми изданиями, постановками, выставками и связанным с ними кругом идей и персоналий. В то время отсутствовала культурная дистанция между столицами и провинцией в смысле ценовой доступности и скорости распространения и освоения произведений современной литературы.
В разделе «Библиография» были помещены рецензии на различные литературные произведения, опубликованные в 1901– 1902 гг. Все они выполнены автором, подписывавшимся псевдонимом «Б…» (повторимся: вероятнее всего – «Березинцев», Ф.Д. Крюков). Внимания удостоились «Мещане» М. Горького (№ 1), «Жили-были» Л. Андреева (№ 3), «В тумане» (№ 7), «Записки врача» (№ 5, 6) и рассказы В. Вересаева (№ 8). Временной промежуток между первой публикацией этих произведений, рецензиями в столичных изданиях и в «Школьных досугах» совсем незначительный – от нескольких дней до нескольких месяцев.
Пьеса М. Горького «Мещане» вышла отдельным изданием в марте 1902 г., первые отклики маститых российских критиков (Михайловского, Андреевича) появились уже в апреле, а рецензия в «Школьных досугах» – в номере за август 1902 г.
Рассказ Л. Андреева «Жили-были» впервые был опубликован в № 3 журнала «Жизнь» за 1901 г., а «Школьные досуги» поместили рецензию на него в октябре 1902 г. На его же рассказ «В тумане», опубликованный в самом конце 1902 г. в № 12 «Журнала для всех» первая рецензия В. Буренина появилась в «Новом времени» от 31 января, 7 февраля там же появилось скандальное письмо С.А. Толстой против Л. Андреева, а в «Школьных досугах» – сразу вслед за письмом Толстой в феврале 1903 г.
Рассказ В. Вересаева «Об одном доме», впервые опубликованный во 2-й книжке «Журнала для всех» за 1902 г., разбирается в «Школьных досугах» в ноябре того же года. А его «Записки врача», увидевшие свет в № 1–5 «Мира божьего» за 1901 г. и сразу же вызвавшие дискуссию в печати, в «Школьных досугах» – в ноябре 1902 г. То есть литературные новинки быстро попадали в провинцию, где входили в повседневную культурную жизнь молодежи, становились не только модным чтением, но и предметом публичного осмысления. Живя в провинции, гимназисты не чувствовали себя удаленными от столиц. Произведения печати – главный «информационный продукт» (после слухов) – сразу же включались в повседневный культурный обиход.
В числе насущных общественных проблем, обсуждавшихся на страницах «Школьных досугов», была и проблема «правильного чтения» для молодежи. Значение систематического чтения осознали учащиеся старших классов средних учебных заведений33. Авторы журнала считали себя достаточно подготовленными в этом вопросе, полагая, что они вправе давать «некоторые советы своим товарищам в чтении книг, какие нам известны или по собственному опыту, или из наблюдений над другими». Молодые авторы журнала проявляли осознанное стремление познать себя и окружающий мир путем «правильного» чтения: «Чтение имеет огромное значение для человека во всех возрастах его жизни Но особенно чтение важно для нас, учащихся, ввиду нашей постановки школьного дела. У нас в гимназии ученик изучает не те предметы, к которым он имеет склонность, а те, которые полагаются по программе гимназического курса. Отсюда домашнее чтение есть единственный способ для юноши к умственному развитию, и в нем одном он может узнать свои настоящие склонности к какой-либо науке»34.
Похоже, что гимназисты VI класса в то время имели навыки внимательного чтения газет. В печатное слово не верили как в нечто безусловно правдивое: знали репутацию газет, отделяли информацию от интерпретаций, сопоставляли информацию, указывали, что именно им удалось прочесть, откуда взято то или иное известие, интересовались новейшими научно-популярными изданиями. Так, авторы журнала отговаривали своих читателей читать и выписывать журналы издательства В.И. Рамма «Самообразование» и другие, а также книги и брошюры, выпускавшиеся в качестве приложения к ним: «Тематика и содержание публикуемых в них статей не отличаются актуальностью и серьезностью. А научные труды, заявленные приложением, выходят в сильно сокращенном, даже искаженном виде. Требованиям молодежи более отвечает “Вестник и библиотека самообразования”». «В этом журнале, – писал Преображенский, – среди ряда других профессоров участвуют проф. Глазенап, Менделеев и особенно известный нашей молодежи историк Кареев»35.
Для получения дополнительной информации по всем выделенным компонентам мировосприятия молодежи нами была проведена реконструкция того, о чем источник умалчивает. Речь идет именно о реконструкции, но не о конструировании. С целью хотя бы частично разобраться в том, что именно умалчивалось в «Школьных досугах», нами было проведено сопоставление его материалов с рассказом Крюкова «Картинки школьной жизни», воспоминаниями бывших гимназистов Преображенского и Б. Переса, перепиской орловских обывателей в 1902–1903 гг. Этот прием позволил не только получить искомую информацию, но и поменять угол зрения на описываемые события, очертить контуры культурных контекстов. Современники считали Крюкова мастером бытописания, писавшего всегда с живой натуры, по непосредственным впечатлениям. Почему, например, Крюков выделил из многоцветной повседневности гимназии существование «кружка самообразования»36, о котором нет сведений в «Школьных досугах». Об этом кружке в своей автобиографии писал в 1926 г. и Е.А. Преображенский37.
Обращает на себя внимание то, что в журнале, в названии которого присутствовала невинная тема досугов, распространенным в то время формам времяпрепровождения молодежи было отведено совсем незначительное место. Когда листаешь страницы «Школьных досугов», создается впечатление, что авторам этого издания и их читателям более всего интересно было посещение культурно-просветительных мероприятий, а основное время занимало чтение серьезной литературы.
Почему не было обсуждений нежелательной или запрещенной литературы, не было каких-то, основанных на опубликованных текстах, конспиративных действий, едкой сатиры о преподавателях и гимназических порядках – всего того, что можно найти в периодике того времени, в том же рассказе Крюкова?
В «Школьных досугах» бескомпромиссно критиковался местный театр, его труппа, репертуар и орловская публика, в том числе учащиеся родной гимназии. Но напрасно искать в журнале хоть какие-то сведения о внешкольной жизни молодежи. Например о том, что среди распространенных увлечений гимназистов было рисование. Двое из них, названные в указателе статей авторами рисунков, оформили обложки восьми номеров журнала, ни разу не повторив шрифт, виньетки, а оригинальные пейзажи среднерусской и северной природы, портреты Некрасова и Толстого, выполненные карандашом, тушью, акварелью, требовали специальных навыков и подготовки.
Умение играть на музыкальных инструментах было настолько распространено, что позволяло собирать в гимназии оркестр симфонической музыки. Учащиеся устраивали протяженные велосипедные прогулки и соревнования, много фотографировали, брали уроки танцев, устраивали театрализованные постановки.
Весьма значимым, вовлекающим прежде всего молодежь культурным явлением в жизни провинциального города, коим был Орел в начале XX в., были культурно-просветительские вечера с чтением рефератов в духовной семинарии. Весной 1902 г. в связи с 50-летием со дня кончины Н.В. Гоголя, в ней прошел яркий литературно-музыкальный вечер. С речью «Историко-литературное значение и идея “Мертвых душ” Н.В. Гоголя» на нем выступил семинарист Д. Азбукин, считавший своим лучшим товарищем семинариста М. Феноменова, активного участника реально существовавшего и описанного Крюковым кружка самообразования. Речь Азбукина вместе с обзором об исполнении музыкальных «зарисовок» на том вечере была напечатана в одном из мартовских номеров «Орловских епархиальных ведомостей» за 1902 г.38 Однако все это оказалось вне внимания авторов и составителей «Школьных досугов». Почему?
Никак не отреагировали они и на регулярные чтения рефератов по темам известного либерального журнала «Освобождение», о которых казалось уместным писать друг другу двум влюбленным молодым людям, жившим в разных городах39. Активными участниками этих чтений были учащиеся старших классов орловских учебных заведений, и об этом авторы рукописного журнала просто не могли не знать. Ни слова не было сказано о студенческих волнениях, о судьбах их участников – между тем известно, что среди молодежи лица, находившиеся по причине своих политических взглядов под надзором орловской полиции, пользовались известностью и авторитетом. Есть сведения, что отдельные гимназисты почитывали нелегальную литературу, участвовали в ее распространении и других нелегальных акциях. В опубликованной автобиографии Преображенского и неопубликованных воспоминаниях Переса по прошествии 20 лет о романтике политических конспираций, о распространении нелегальной литературы, чтении рефератов, благотворительных вечерах, занятиях с рабочими в кружках было рассказано очень увлекательно40.
Авторы «Школьных досугов» коснулись некоторых обсуждаемых тогда политических сюжетов, но большинство злободневных тем обошли молчанием. Более того, один читатель в своем отзыве счел нужным попенять авторам за излишнее внимание к политическим вопросам: «Журнал это ученический, и в нем, по моему мнению, должны помещаться статьи более подходящие перу учеников (описания, повести, рассказы, стихотворения), а не всевозможные критики и политические вопросы»41.
Ответ, в общем, достаточно очевиден. Решающее влияние на содержание журнала оказывали интересы его основных авторов – Тинякова и Преображенского. По признанию последнего в автобиографии 1926 г., отказ от продолжения издания журнала был связан с «его полной политической бесполезностью»42. Примечательно другое: юношеский максимализм, радикализм мышления был одинаково характерен для всех – начинающего поэта Тинякова, вкусившего запретных идей Преображенского и читателей журнала, оставивших отзывы. Но общественно-политические вопросы, поставленные в журнале, – о неравноправии сословий, экономической борьбе, общественных обязанностях – не получили отзывов сверстников не из опасений возможных нежелательных последствий, а оттого, что гимназисты не имели о них каких-то определенных представлений.
Во всем многообразии основных и второстепенных тем и сюжетов менее всего места уделено религии и Богу.
Важной характеристикой мировосприятия являются формы и стили общения, непосредственного или удаленного взаимодействия, сосуществования в возрастных, территориальных, культурных, исторических пространствах. Российская классическая гимназия конца ХIХ – начала ХХ в. не способствовала приобретению навыков ведения диалога.
Современники много критиковали «классицизм» в образовании за отрыв от жизни, доходило даже до обвинения классического образования в падении роли дворянства в народно-хозяйственной и политической жизни страны43. Воспитанники классической гимназии усваивали в ней ораторские приемы, направленные на полемическое соревнование с целью одерживать победы в споре.
Это затрудняло, но не отменяло диалог. Немногие могли уверенно противостоять говорунам, умевшим убедительно изъясняться. Более искушенные в жанрах устной и письменной речи, в приемах риторики основное внимание уделяли подавлению мнений соперников и не стремились к согласованию позиций. Во всех элементах мыслительной и речевой деятельности, невозможных вне отношений единства получения сигналов, их обработки и передачи, основным являлось не содержание, не формы обсуждения, а именно демонстрация результата. Эта важная черта общественных представлений, сформированная классическим образованием, не была осознана теми, кто жил в начале ХХ в. Она и сейчас порой упускается исследователями, изучающими историю ментальностей.
Характерная для русского общества начала ХХ в. манера общественного диалога была подхвачена в «Школьных досугах». Критика, задевающая самолюбие и достоинство, продолжала традиции, заложенные ХIХ в., особенно почитаемыми многими Белинским, Добролюбовым, Писаревым, чьи примеры вызывали желание подражать и быстро усваивались гимназистами.
Но претензии окунуться в обсуждавшуюся в обществе проблематику, встать на одну доску и с критиками, и с большими писателями встретила обоюдные язвительные комментарии авторов и читателей. Поднимаемые вопросы казались гимназистам слишком уже избитыми, а приводимые имена критиков, их мнения, контраргументы посчитали «заимствованными» у кого-то: «Повидимому сотрудники этого журнала заботятся только о том, чтобы он имел как можно больше страниц, а чем заполнить их, они перед этим не останавливаются. Сшили тетрадь в сотню листов, заполнили их всякой чепухой – и рады, что журнал получился такой толстый, прямо настоящий! Спрашивается, откуда он-то узнал о ней? Да попросту списал! Но стоит своего добавить и получается чепуха, вроде следующей: на 51 странице сказано, что у Некрасова не было характера, а на 52 – что Некрасов был человек с твердым характером. Дальше на 53 странице пишется, что, несмотря на то, что талант Лермонтова выше таланта Некрасова, у последнего есть и стихотворения “по форме ни в чем не уступающие лермонтовскому “Демону” (лучшее произведение Л.), хотя по мысли и силе выражения превосходят его”. Интересно знать, милейший автор, чем вы изволили мерить таланты обоих писателей, уж не аршином ли? Не по произведениям ли судят о величине таланта?»44
Тем же высокомерным тоном отвечали авторы журнала: «читатели должны ждать от нас полного изложения»45. Они изъявляли готовность обсуждать предметы, о которых имели мало представления: «Я не был в Петербурге и не видал ни той, ни другой [выставки], но про картину Бунина я считаю возможным сказать несколько слов»46. Или: «Я не знаток ни музыки, ни пения, но тем не менее, я позволю себе сказать несколько слов об этих концертах»47. Видимо, во всех других вопросах, по поводу которых не было подобных оговорок, читателям следовало считать авторов достаточно компетентными. Эта позиция всезнайства вызывала неприятие. Выявилась политическая индифферентность гимназистов, усугубилось взаимное отчуждение, выпуск журнала прекратился.
Известно, что структура и тематика рукописных журналов, жанровые особенности, приемы аргументации и представления мнений не бывают произвольными: они, вольно или невольно, заимствуются из каких-то образцов, значение которых для изучаемых текстов требуется установить. Горизонты замыслов и форм их реализации всегда определяются условиями времени. Для авторов «Школьных досугов» ограничения и возможности устанавливались совсем не соображениями цензуры, а ориентирами, задававшимися образовательными, интеллектуальными, эстетическими, эмоциональными склонностями их социальной группы, и определившими особенности возникновения, бытования и восприятия журнала и вошедших в него текстов.
Избрание именно рукописного журнала, а не дневника, письма или листовки в качестве жанра, формы выражения суждений о тех или иных проблемах, казавшихся наиболее значимыми, говорит о стремлении авторов изложить более или менее широкий набор тем, способных вызвать размышления и непосредственный отклик читателей. Особенности освещения в рукописных журналах тех или иных сюжетов говорят о глубине, темпах, характере проникновения затронутых в них или объясняемых при их помощи проблем в групповые и (или) индивидуальные представления.
Полная сохранность рукописного журнала «Школьные досуги», продолжительность его бытования позволяют представить мировосприятие молодежи как процесс осознанного и неосознанного, рационального и эмоционального восприятия, трансформации и придания смыслов тому, о чем рассказывалось с журнале. Журнал позволяет, прежде всего, представить контуры мировосприятия гимназической группы молодежи в начале ХХ в. Чтобы распространить наблюдения над небольшой группой гимназистов, в которой появился и бытовал журнал, на иной контекст, скажем, в отношение мировосприятия отдельной личности или более широких групп молодежи, очевидно, должны применяться иные модели реконструкции и интерпретации.
Главный вывод, который позволяет сделать изучение журнала «Школьные досуги», состоит в том, что мировосприятие учащейся молодежи в провинции в начале ХХ в. представляло собой целостный феномен взаимосвязанных в соответствии с представлениями эпохи ценностных и когнитивных постулатов, где одно явление объяснялось посредством другого или в связи с ним. Мировосприятие молодежи в российской провинции в начале XX в. представляло собой индивидуальный процесс при слабом влиянии даже ближайшего социального окружения.
Мировосприятие не равно сумме отдельных самосознаний, тем более отдельных представителей, скажем, молодежи. Читая журналы, особенно рукописные, можно размышлять о том, как столкновение разных тем, связанных «подводками» мыслительных процедур и форм бытования текстов, формировало ценностный мир людей того времени, влияло на осознание своего места в обществе. Конфигурация строя мыслей часто определялась и неповторимой игрой случая, который влиял больше, чем любые постулаты.
Примечания
1 Иванов А.Е. Студенчество России конца ХIХ – начала ХХ века. М., 1999. С. 7–8; Он же. Студенческая корпорация в России конца ХIХ – начала ХХ в.: Опыт культурной и политической самоорганизации. М., 2004; Он же. Больше чем досуг (театр и культура повседневности дореволюционного студенчества) // Новое литературное обозрение. 2008. № 90. С. 31–41.
2 Буле О. «Из достаточно компетентного источника»: Миф о лигах свободной любви в годы безвременья (1907–1917) // Новое литературное обозрение. 2002. № 57. С. 144–162; Он же. Мускулы в обмен на деньги: студенты и борцы между двумя революциями (1907–1917) // Новое литературное обозрение. 2008. № 90. С. 17–30.
3 Котлова Т.Б. «Много хороших воспоминаний осталось от гимназии» (Женское образование в России 100 лет назад) // Социальная история: Ежегодник, 2004. М., 2005. С. 254–277.
4 Пушкарева Н.Л. История повседневности: предмет и методы // Социальная история: Ежегодник, 2007. М., 2008. С. 45.
5 Валетов Т.Я. Чем жили рабочие люди в городах Российской империи конца ХIХ – начала ХХ в.? // Социальная история: Ежегодник, 2004. С. 177.
6 Березинцев. Картинки школьной жизни // Русское богатство. 1904. № 6. С. 106–156.
7 Читателям // Школьные досуги. 1903. № 7. С. 86.
8 Школьные досуги. 1903. № 6. С. 55.
9 Школьные досуги. 1902. № 1. С. 11.
10 Школьные досуги. 1902. № 4. С. 13–14.
11 П… Наша новая литература // Школьные досуги. 1902. № 1. С. 9.
12 Школьные досуги. 1902. № 5. С. 31.
13 Школьные досуги. 1903. № 8. С. 36–37.
14 П… Наша новая литература // Школьные досуги. 1902. № 3. С. 11.
15 Отзывы читателей // Школьные досуги. 1903. № 6. [Б. с.].
16 Там же.
17 Одинокий. О реформе средней школы // Школьные досуги. 1903. № 8. С. 67–73.
18 Там же. С. 72–73.
19 П… Несколько слов о чтении книг // Школьные досуги. 1903. № 8. С. 74. Мировосприятие провинциальных гимназистов в начале ХХ в. 41
20 Там же. С. 58–59.
21 П. М-кий. Кое-что о женском вопросе // Школьные досуги. 1903. № 8. С. 51–52.
22 П. М-кий. Отзыв // Школьные досуги. 1903. № 6. [Б. с.].
23 Болховской житель. М. Горький «Мещане» // Школьные досуги. 1902. № 1. С. 15.
24 Одинокий. «Руда» – Ив. А. Бунина // Школьные досуги. 1903. № 6. С. 35.
25 П… Наша новая литература // Школьные досуги. 1903. № 7. С. 31, 33.
26 Школьные досуги. 1903. № 8. С. 31.
27 Одинокий. Театр и искусство // Школьные досуги. 1902. № 4. С. 21.
28 П… Открытие всеславянской выставки // Школьные досуги. 1902. № 1. С. 21.
29 П… Мысли о славянстве // Школьные досуги. 1903. № 6. С. 55.
30 П… Из Германии // Школьные досуги. 1903. № 6. С. 70–73; П… Об убеждениях Вильгельма II // Школьные досуги. 1903. № 7. С. 76–79.
31 П… Смерть Вирхова // Школьные досуги. 1902. № 1. С. 20.
32 Одинокий. Н.А. Некрасов: Опыт литературной характеристики // Школьные досуги. 1903. № 6. С. 50–51.
33 П… Несколько слов о чтении книг // Школьные досуги. 1903. № 8. С. 74–85.
34 Там же. С. 74–75.
35 Школьные досуги. 1903. № 5. С. 54.
36 Крюков Ф.Д. Картинки школьной жизни // Казацкие мотивы: Очерки и рассказы. СПб., 1907. С. 117.
37 Деятели СССР и революционного движения в России: Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 122.
38 Государственный архив Орловской области (ГАОО). Ф. 64. Оп. 1. Д. 684. Л. 22.
39 ГАОО. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 12.
40 Деятели СССР и революционного движения в России… С. 122; ГАОО. Ф. 1001. Оп. 1. Д. 13. Л. 8–9.
41 Отзывы читателей // Школьные досуги. 1903. № 6. [Б. с.].
42 Деятели СССР и революционного движения в России… С. 122.
43 А.М. П-ъ. Классическое образование как фактор падения дворянского сословия. М., 1905.
44 Отзывы читателей // Школьные досуги. 1903. № 6. [Б. с.].
45 П… Наша новая литература // Школьные досуги. 1902. № 1. С. 9.
46 Одинокий. «Рыбная ловля». Картина Н.Н. Бунина // Школьные досуги. 1903.
№ 8. С. 39.
47 Одинокий. Концерты Петровой // Школьные досуги. 1903. № 8. С. 96.