Из Москвы Иван Бунин и Вера Муромцева поездом отправились в Киев, затем в Одессу, а оттуда 14 апреля на пароходе отплыли в Константинополь.
«Мы уже в море, поворачиваем на юг. В эту минуту я совсем живо почувствовала, что со всем прошлым в моей жизни порвано, что начинаются неведомые для меня странствия с человеком, в чем-то столь близком, как никто в мире», — вспоминала В.Н. Муромцева.
Вечером 15 апреля Иван Алексеевич и Вера Николаевна прибыли в Константинополь. Из книги В.Н. Муромцевой-Буниной «Беседы с памятью»:
«Наконец, вот и Босфор. Море совсем успокоилось. Остановка, Коваки, пропуск…
Я стою зачарованная, не зная, на что смотреть, в страхе, что пропущу, забуду что-нибудь. <…>
Ян называет мне дворцы, мимо которых мы проходим, сады, посольство, кладбище. Но у меня все путается в голове. А он знает Константинополь не хуже Москвы…
Ян говорит о ветхости и запустении этого, по его словам, самого лучшего города в мире. Сообщает мне разные исторические сведения, упоминает о прежних великих султанах…<…>
Мы стоим уже на якоре среди разнообразных судов. Крики, грохот, суета… Ян ищет глазами своего знакомого проводника, кричит: «Герасиме! Добрый вечер!» – и еще что-то на каком-то непонятном языке.
Толстый в очках человек с зонтиком под мышкой приветливо ему машет черной шляпой. Это и есть тот самый Герасим, который три года назад знакомил Яна с Константинополем и о котором я так много слышала. <…> Сидя в лодке, я окунаю руку в воду. Вода холодная. Мы достигаем деревянной на сваях набережной. Отдаем паспорта турецкому чиновнику, и вот мы в Константинополе, в Галате».
Вечерняя прогулка по Константинополю Вере Николаевне запомнилась: «Мы <…> спешим <…> обратно в город. Спускаемся к Золотому Рогу, к мосту Валидэ. Темнеет. Стамбул силуэтом вырисовывается на зеленоватом небе. Скутари зажигается огнями. Рейд весь в драгоценных камнях-огнях.
Из шумной и освещенной Галаты мы попадаем через мост Валидэ, за проход по которому берут какую-то мелкую монету, в тихий и темный Стамбул.
Да, здесь смесь Византии и Востока, Турции. <…>Мы долго бродим вокруг мечетей по темным уличкам, мимо деревянных домов с выступами и решетчатыми окнами… Потом попадаем на ухабистую площадь с тремя памятниками: это знаменитый Византийский ипподром. <…> Вокруг ветхость и запустение, это необыкновенно идет к Стамбулу.
Возвращаемся по прямой, идущей вниз улице, обсаженной акациями. В Галате заходим в кофейню и пьем настоящий турецкий кофе. Уже клонит в сон. Уже Галата погасила свои огни и улицы ее опустели».
На следующий день Бунин с Муромцевой вновь гуляют по городу:
«Пора в Айя-Софию.
Какая неизъяснимая прелесть в соединении этого тяжелого византийского храма с четырьмя легкими минаретами! <…> Прохладно, немного жутко, – ведь я впервые в мечети, да еще в такой… Пол устлан золотистыми циновками. Все огромное пространство храма так наполнено светом и солнцем, что охватывает радость. Вверху летают голуби…»
«– Теперь на Башню Христа, – бодро говорит Ян.
И мы опять в сутолке Галаты, а затем у Башни.
В Башне очень прохладно. <…> Выйдя на вышку-балкон, опоясывающий Башню, я положительно забываю все: Малоазиатский берег с волнистыми хребтами, Мраморное море, Босфор с крохотными судами, весь Константинополь со своими пригородами, – всё у нас под ногами… Теплый ветер приятно овевает, а дали так манят, что я даже не жалею, что завтра мы уходим из этого сказочного места.
– И все это Поля Мертвых, – грустно говорит Ян. – И в этом запустении и умирании и есть бесконечная прелесть этой страны».
Утром 17 апреля Бунин с Муромцевой из Константинополя отплывают в Афины.
