Ответ на критическую статью блогера Леонида Агибалова «Нехотя вспомнишь и время былое…»

Орловский объединенный государственный литературный музей И.С. Тургенева публикует ответ на критическую статью блогера Леонида Агибалова «Нехотя вспомнишь и время былое…», размещенную 24.11.2018 в сетевом издании «ОрёлТаймс».

 

«Тургенев. Жизнь для искусства».

На открытие реэкспозиции музея Тургенева в Орле

(реплика на статью Л. Агибалова)

 

Вам, г-н журналист, не понравилась наша экспозиция. Что же, право имеете. Как говорится, на вкус и цвет… Только с первых строк покоробил тон Вашей статьи, как будто написанной с целью не только раскритиковать нашу работу, но и вовсе зачеркнуть, уничтожить ее.
По-Вашему выходит, что и Тургенев – будто писатель не писатель, а прежде всего барин, и особняк, где более семи десятков лет расположен его музей, как бы и не настоящий (хотя, на наш взгляд, самые камни улицы, где родился классик, священны), и нынешние музейщики не идут ни в какое сравнение с отцами-основателями, и самый двухсотлетний юбилей писателя «не дотягивает» до события столетней давности. Понятно, что и открытая в день рождения Тургенева обновленная экспозиция вызывает одно раздражение. Воля Ваша, тут «видишь намерение и делается скучно». Признайтесь, Вы ожидали увидеть «прелестную картинку» (вот, мол, как господа в старину жили), и испытали разочарование.
Как странно, собиравшаяся в течение века коллекция тургеневских реликвий «первого ряда» Вас не тронула… Что делать! Музейная экспозиция говорит своим языком, чтобы «прочесть ее», нужны и время, и внимание… По-видимому, у Вас не нашлось ни того, ни другого. В конце концов, путешествие в музей, «если кто хочет извлечь из него пользу, точно такой же труд, как и все в жизни».
Каждая экспозиция строится согласно своим законам, своим ритмам, продиктованным внутренней логикой. Ритмы нашей прочерчены витринами с музейными раритетами, «сюитой» изваяний, последовательно сменяющих друг друга. Они и организуют, и объединяют пространство, расставляют акценты, значимые для героя жизненные вехи. Такие вехи в нашей экспозиции – скульптурные портреты античных писателей, мыслителей и художников – герои эпохи Возрождения, просветители XVIII века, Пушкин – главный учитель Тургенева в отечественной литературе. Это единообразие уравновешивается разнообразием дизайнерских решений: посетитель попадает из «портретной» в «библиотечную», из «мастерской художника» в «домашний театр», из «кабинета писателя» в «гостиную». Эта смена интерьеров призвана отобразить особенное свойство творческого наследия Тургенева, поставившего на службу своего искусства, помимо искусства слова, ваяние, живопись, музыку.
Множество имен, географических названий, образов, заполняющих экспозиционное пространство, воплощает положение писателя «на сретенье» России и Европы, его открытость миру – свойство, которое Достоевский назвал «всемирной отзывчивостью». Надеемся со временем утолить жажду любителей технических средств, представив в так называемом «музейном киоске» полный инвентарь городов и весей, связанных с именем Тургенева.
Работая над реэкспозицией, мы старались следовать совету ее главного героя: «в художественном произведении ничего случайного нет». Нам важно было расставить необходимые акценты в «музейном высказывании» о жизни и судьбе писателя. Так, важным акцентом стал образ его матери, во многом определивший его характер. Образ, загадочный и противоречивый, до сих пор вызывающий споры. Ее властность, несомненно, породила протест сына, его неудержимый порыв к свободе.
Уголок «детской» в 1-м зале экспозиции с весьма условной женской фигурой, кормящей птицу в клетке, – как нам кажется, – прозрачная метафора драматических отношений матери и сына.
Образ птицы – полета – гнезда получает дальнейшее развитие в экспозиции. Напомним в скобках, что в мифологии разных народов птица – древний символ живой души. Этот образ присутствует у Тургенева на протяжении всего творчества. Птица, обретшая крылья, птица в клетке, птица в полете, птица в поисках гнезда, певчая птица – «та, что людям помогает смерть и жизнь переносить».. по сути, в эту парадигму укладывается история главного героя нашей экспозиции.
Вас, конечно, раздражают эти рассуждения и эти новации. Особенно манекены, что «поселились» на домашней сцене в костюмах персонажей «Месяца в деревне». На наш взгляд, они «поддерживают» скульптурную «сюиту» музея. На этот раз они акцентируют драму отношений мужчины и женщины, несравненным певцом которой был Тургенев. Эпатаж, эклектика? Возможно. Мы намеренно пошли на риск, попытались «взорвать» музейную тишь. В конце концов, любовь – тот же взрыв, сотворение нового мира… Любовь у Тургенева трагична: увы, его героиням так и не дано «взлететь». В своих поисках мы пытались следовать еще одному совету писателя, процитировавшего другого классика: «Осмеливайся мечтать и заблуждаться».
И осужденный Вами светильник – «волшебный фонарь», украшенный витражами со сценами из «Записок охотника», тоже многозначен: он не только напоминает о похожих витражах в Буживальском доме Тургенев или о том фонаре, что был подарен «дедушкой Иваном» внучке Жанне, или о возвращении писателя на склоне лет к своей первой книге. В переносном смысле он становится метафорой волшебного дара художника – «величайшего поэта со времен Гомера» (И. Тэн).
Посетитель орловского литературного музея Тургенева сегодня найдет в нем много нового: рядом с послужным списком полковника Сергея Тургенева книжка, по которой его жена занималась русским языком со своими мальчиками; здесь дорожная чернильница их сына-писателя; тут изысканный прибор для умывания их друга, страстного охотника Николая Киреевского; впервые в экспозиции можно видеть туфельку юной современницы Ивана Сергеевича – настоящей «тургеневской девушки». За стеклами шкафов внушительных размеров встречают гостей русские журналы времен отмены крепостного права из книжного собрания Тургенева – свидетели его раздумий и тревог о судьбах родины. И много других удивительных и важных вещей найдет здесь вдумчивый зритель. У каждой – своя история… Важно уметь расслышать ее в гуле сиюминутных забот. Вспоминается, как однажды, будучи в Париже с концертами, П. И. Чайковский посетил Полину Виардо. Певица показала ему подлинную партитуру оперы Моцарта «Дон Жуан». Композитор был потрясен: «Я будто пожал руку самому Моцарту», — писал он в Россию. Подобное чувство «прикосновения» к гению может, пожалуй, испытать каждый. Например, прийти в дом по улице Тургенева, 11. Дверь открыта…

Н. Калиничев