С. А. Ипатова

Санкт-Петербург

 

 

Опубликовано в  Тургеневском ежегоднике  2018 года/ Сост. И ред. – Л.В. Дмитрюхина, Л.А. Балыкова.- Орел: Издательский Дом «Орлик», 2018

 

История публикации эпистолярного наследия Тургенева, продолжающаяся по сей день, представляет безусловный интерес, поскольку в ней отразились изменения, происходившие в читательском и научном отношениях к частному письму как биографическому документу; это — история выработки современных академических принципов издания эпистолярия писателя. «Первое собрание писем» Тургенева вышло в свет 29 октября (10 ноября) 1884 года,[1] таким образом, история эта насчитывает 134 года (хотя эпизодические публикации писем Тургенева предпринимались еще при жизни писателя).

Инициатива издания принадлежала председателю Литературного фонда (Общество для пособия нуждающимся литераторам и ученым; 1859–1922) Виктору Павловичу Гаевскому (1826–1888), журналисту, литературному критику, давнему знакомому и корреспонденту Тургенева. Писатель был одним из учредителей Общества и активным членом его комитета со дня основания и до самой смерти.[2] Сразу после смерти писателя, последовавшей 22 августа (3 сентября) 1883 года, на заседании Литфонда от 2 (14) сентября 1883 года было принято решение об издании его писем: «В. П. Гаевский предложил, во1-х, заказать к похоронам Тургенева венок от Комитета Литературного Фонда, и во 2-х, образовать при Фонде капитал имени И. С. Тургенева, для чего приступить ныне же к собранию и изданию в свет переписки покойного» ― «Принять предложение <…> поручив заведывание этим делом В. П. Гаевскому»; было «постановлено учредить в его память неприкосновенный его имени капитал».[3] Кроме того, Литфонд взял на себя обязанности по организации транспортировки тела писателя на родину, а также его похорон на Волковом кладбище и установке памятника на могиле Тургенева.[4]

Предполагалось, что этот издательский проект станет коммерческим и выручка от продажи тиража, поступившая в пользу Литфонда, вместе с многочисленными пожертвованиями обеспечит этот «неприкосновенный» капитал, с процентов от которого будут осуществляться дальнейшие вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым. Кончина Тургенева стала для современников невосполнимой утратой, национальным бедствием и заострила пристальное внимание к биографии и творчеству писателя. Грандиозные похороны Тургенева на родине показали чрезвычайную популярность писателя в России,[5] и подтвердили, что расчет редакторов и издателей оказался верен — вышедшие через год огромным по тем временам тиражом «Письма» Тургенева (6025 экз.) разошлось в течение нескольких недель.

Непростая работа по сбору и составлению «Писем» легла на плечи его редактора Гаевского, осуществлявшего основную деятельность по сбору материала, при ближайшем участии М. М. Стасюлевича, ставшего цензором собранных писем, а также при содействии П. В. Анненкова. Сложный процесс собирания писем начался с обращения Гаевского и заинтересованных в издании членов Литфонда к тургеневским адресатам. Организация похорон писателя, а также работа над подготовкой издания писем отразились на страницах его «Дневника».[6] Одним из первых, к кому обратился Гаевский, был давний друг и корреспондент Тургенева поэт Я. П. Полонский; под датой 11 (23) сентября 1883 года, то есть до захоронения тела Тургенева, последовавшее 27 сентября (9 октября), Гаевский записал: «Заходил к Я. Полонскому, от которого получил более 150 писем к нему Тургенева <…> и сегодня же принялся разбирать их. В них поразили меня неумеренные похвалы Полонскому и брань Некрасову, которого Тургенев называет “мазуриком”. Уж не знаю даже, печатать ли это?» (всего в «Первом собрании» было опубликовано 244 письма Тургенева к Полонскому и его жене, составив таким образом половину всего тома). 16 (28) сентября Гаевский пишет: «Григорович доставил мне его <Тургенева> письма к нему»; 17 (29) сентября: «Сегодня получил письмо от Рольстона, который предоставляет в мое распоряжение письма к нему Тургенева»;[7] 14 (26) октября: «Сегодня получил письмо от Полины Виардо, которая обещает <…> выбрать из своей корреспонденции с Тургеневым несколько его писем…» (как известно, ни одно из своих многочисленных обещаний П. Виардо не выполнила); 24 октября (5 ноября): «Утром заезжал к Достоевской», которая «обещала доставить» несколько «интересных писем Тургенева к ее мужу».[8]

Подбор адресатов, вошедших в книгу, оказался достаточно случайным, так как стихийно составился из имен владельцев, пожелавших предоставить имеющиеся у них письма Тургенева. На просьбы Гаевского откликнулись: Л. Н. Толстой, Д. В. Григорович, М. Е. Салтыков-Щедрин, Я. П. Полонский, Ег. П. Ковалевский, А. С. Суворин, А. Г. Достоевская, А. П. Философова, А. В. Топоров, К. К. Случевский, Н. А. Основский, А. Н. Пыпин, С. А. Венгеров и др. Но были и корреспонденты, не возжелавшие предоставить тургеневские письма (П. Виардо, М. Г. Савина, А. А. Фет, В. Я. Карташевская и др.). Всего в собрание вошло 488 писем писателя к 55 адресатам за 43 года (с 1840 по 1883; с пробелом в 12 лет: с 1841 по 1852).

Среди первых лиц, к кому обратился редактор, было и имя Фета. Сохранившаяся переписка между Гаевским и Фетом по этому поводу свидетельствует о явном нежелании поэта выносить на всеобщее обозрение частную переписку, отразившую долгие и непростые отношения двух литераторов.[9] В дневнике Гаевского под датой 3 (15) ноября 1883 года имеется запись: Фет «пишет, что готов доставить письма Тургенева, но не ранее апреля, так как они у него в деревне»; 16 (28) июля 1884 года Гаевский возобновил свою просьбу о сообщении писем и, наконец, 25 июля (6 августа) 1884 года в раздражении написал: «Ну, а письма Тургенева? Я не понял, отказываете ли Вы в них, или снова откладываете разыскать их?».[10] Как известно, в «Первом собрании» письма Тургенева к Фету отсутствуют, что было связано с намерением Фета самому опубликовать эти письма в уже задуманных «Моих воспоминаниях» (1890).[11] Позже, став свидетелем бурной полемики вокруг издания «Первого собрания», Фет «отредактировал» письма Тургенева к себе, изымая все личное, мало имеющее отношение к характеристике творческих связей, литературного процесса и собственной биографии, что было поставлено ему в вину некоторыми исследователями. Так, Н. Л. Бродский, сличивший письма Тургенева из «Моих воспоминаний» с автографами, пришел к неожиданному заключению, что Фет сознательно и упорно придавал письмам «специфическую окраску», а именно: «подкрашивал» себя отсечением критических отзывов Тургенева, сохраняя при этом положительные оценки своей поэтической деятельности; изымал строки о своих недугах и пр.[12]

Были и другие отказы. Так, в том же дневнике Гаевского имеется запись: «4 ноября. В. Стасов писал <В. Я. > Карташевской о доставлении писем Тургенева, которых у нее около ста. Она сначала согласилась, но, пересмотревши письма, отказалась».[13] Помимо Фета под тем или иным предлогом отказались П. Виардо, М. М. Стасюлевич, опубликовавший письма Тургенева к нему лишь в 1912 году, М. Г. Савина, М. Н. Катков и др. П. В. Анненков из огромного числа писем, полученных им от Тургенева, предоставил только два, большая часть писем составила документальную основу его статьи «Шесть лет переписки с Тургеневым».[14] Некоторые поступившие письма были отвергнуты самой редакцией. Так, из 30 писем Тургенева к Н. А. Милютину и его жене, опубликованных ранее в «Русской старине»,[15] Гаевский перепечатывает только 20, а остальные 10 отвергает, аттестуя их в письме к Стасюлевичу от 6 (18) августа 1883 года как «слишком бессодержательные и потому для нашего издания непригодные»; и далее продолжает: письма к Виардо стали бы «весьма важным приобретением для нашего издания, и вознаградили бы за ту скуку, которую нагонит на читателя масса писем к Полонским».[16]

В Пушкинском Доме хранятся рукописные «Материалы» по подготовке к изданию «Первого собрания писем Тургенева», где приведен перечень имен адресатов и владельцев, предоставивших письма Тургенева к 18 июня 1884 года (всего 389 писем из 488 вошедших в издание).[17] Таким образом, основная работа по составлению и редактированию книги пришлась на лето–осень 1884 года. Здесь же хранится рукопись «Писем» для типографского набора, составленная и отредактированная Гаевским и Стасюлевичем; на первом листе имеется запись, сделанная рукой Гаевского: «Есть то, что не вошло в книгу».[18] В писарской копии этого оригинала отмечены многочисленные фрагменты, вычеркнутые редакцией. Работу по сличению книги с рукописью для типографского набора проделал в 1920 году М. К. Лемке, который опубликовал выявленные дополнения, включая восстановление имен под инициалами.[19] Эти материалы в дальнейшем были, разумеется, использованы тургеневедами.

Полонский принял деятельное участие в редакторской подготовке значительного количества писем Тургенева к нему для «Первого собрания». В письме к Стасюлевичу от 6 (18) февраля 1884 года говорится: «Я уже прочел все переписанные письма и сверил их с подлинником, одно только о Славянском вечере нашел непереписанным. Но очень жалею, что не нашел ни в оригинале, ни в переписке письма 1877 года, в котором И. С. Тургенев делает выписку из своего дневника о m-me Виардо <…>. Куда оно запропастилось?»[20] (отзыв Тургенева о Полине Виардо из его письма к Полонскому от 7 (19) апреля 1877 года был опущен редакцией). Г. П. Миролюбов, опубликовавший в 1950 году переписку Тургенева с Полонским, сличил письма Тургенева из «Первого собрания» с автографами и установил, что помимо изъятий, касавшихся личной жизни Полонского, были сокращены «очень важные сведения о многих видных поэтах, писателях, государственных деятелях, художниках, композиторах и других современниках Тургенева»; издатели-редакторы «произвели пропуски и сокращения большей частью по цензурным соображениям или из чувства деликатности к живым лицам».[21]

Согласно протоколу заседания Литфонда от 29 октября (10 ноября) 1884 года, собрание было открыто заявлением Гаевского о том, «что письма Тургенева окончены печатанием, и книга сдана в цензуру; причем один экземпляр книги был представлен членам Комитета».[22] На основании этого свидетельства следует считать, что издание вышло в свет 29 октября (10 ноября) 1884 года (в количестве 6025 экз.). В предисловии к вышедшей книге, написанном редактором (Гаевским) и датированном «28 октября 1884 года», отмечалось, что письма «печатались прямо с оригиналов», далее, «по рассмотрении текста, были сокращены или доставившими их лицами, или редакциею, в тех местах, которые имеют совершенно интимный характер, или вообще не могли быть признаны пока удобными для печати по близости времени»; примечания к письмам «сделаны большею частью лицами, их доставившими, остальные же принадлежат редакции». Из предисловия следует, что вышедший сборник не исчерпывает «всей громадной переписки» Тургенева и составляет «весьма небольшую часть», так как «далеко не все доставили Комитету» имеющиеся у них письма; тем не менее «и в настоящем своем виде этот сборник обнимает главнейшие литературные отношения покойного, и вместе представляет весьма ценный автобиографический материал».

Вышедшее издание стало событием в литературе и вызвало оживленную и разноречивую дискуссию в печати.[23] Уже сами названия рецензий говорили за себя: «Капитальная бестактность», «Литературная неразборчивость», «Нарушение воли» с сопутствующими выражениями, вроде «Тургенев в неглиже», «перемывание грязного белья», «предательская огласка», «бесцеремонность», «удовлетворение праздного любопытства» и т. п. Так, в рецензии «Капитальная бестактность» П. Н. Полевой, имея в виду откровенные отзывы писателя о других литераторах, писал: «…мы решительно не знаем — чему следует более удивляться: бестактности общества, издавшего письма, или наивности тех лиц, которые решились сообщить писанные к ним эпистолы? <…> В самом деле, трудно себе представить более неуклюжую, более медвежью услугу, нежели та, которую оказали памяти Тургенева его друзья, вновь возбуждая над его едва закрывшеюся могилою все перекоры и всю вражду, которые еще так недавно стихли над прахом почившего писателя…».[24]

В рецензии Ф. Булгакова, озаглавленной «Литературная неразборчивость», обвинялся комитет Литфонда, который «пожелал показать нам» Тургенева «в неглиже»; рецензент отметил с сарказмом, что книга «раскупалась бойко, и комитет литературного фонда должен быть очень доволен успехом своего предприятия. Но материальный успех книги далеко еще не может ручаться за ее доброкачественность». «Перемыванием грязного белья покойника нельзя доказать уважения к нему, хотя бы потому, что сам Тургенев, наверное, не рассчитывал на предательскую огласку “друзьями” его совершенно бесцеремонных проявлений горячности. <…> Само собою, разумеется, непечатные словечки и брань, расшвырянные Тургеневым на все стороны, нисколько не могут характеризовать его “главнейшие литературные отношения”».[25]

Внес свой вклад в полемику и И. А. Гончаров: «Над самим Тургеневым, редактором пушкинских писем, совершилось, по смерти его, хотя в слабой степени то же самое, что допущено им в письмах поэта. Несмотря на то, что письма Тургенева прошли через руки нескольких лиц, под редакцией старого и опытного литератора В. П. Гаевского — и тут проскользнуло несколько писем <…> которых Тургенев, конечно, не разрешил бы печатать, и много других, где он делает резкие и иногда несправедливые отзывы о людях или сочинениях»; он «конечно, не предвидел, сколько высказанного им самим частным образом, так сказать, на ухо, приятелям, всплывет наружу перед всеми, не в далеком будущем, а вслед за его гробом».[26] Сам Гончаров завещал не печатать после смерти его письма. «Не в меру усердные поклонники знаменитого писателя, – говорилось в анонимной заметке «Петербургской газеты», – напечатав его письма, оказали ему плохую услугу»; письма «не сопровождаются надлежащими комментариями, вследствие чего дают повод к невыгодным для покойного заключениям».[27]

Позже К. Ф. Головин, вспоминая о выходе «Первого собрания писем Тургенева», писал: «плохую услугу оказал ему его друг М. М. Стасюлевич, издав их после смерти великого писателя, — чтобы двоедушие этого, с виду открыто приветливого человека обнаружилось перед глазами всех».[28] И далее: «Недавно только появились отдельной книжкой письма Тургенева, из которых большая часть была адресована Полонскому. Яков Петрович находил, как и я, что плохую услугу оказали великому писателю, напечатав его корреспонденцию. Непонятно вообще, как позволяют себе с такой бесцеремонностью, едва сошел в могилу крупный человек, копаться в его частной жизни и делать достоянием публики то, что при его жизни, конечно, обнародовать бы не посмели. Разве выдающиеся личности в самом деле вынуждены оплачивать свою известность такою тяжелою данью? Разве их частная жизнь должна быть выставлена напоказ для удовлетворения праздного любопытства?»[29]

В сочувственной рецензии «Нового времени» (автором заметки выступил сам А. С. Суворин) было высказано пожелание, чтобы обнародование дальнейшего материала «не откладывалось в долгий ящик» и «чтобы этот материал при издании редактировался более осторожно и выбор отличался большей взыскательностью».[30] По выходе заметки, Суворин, предоставивший редакторам письма Тургенева к нему, дал развернутую характеристику изданию в письме к Гаевскому от конца ноября — начала декабря 1884 года: «…мою заметку о редакции “Писем” Тургенева Вы считаете вызванной тем, что в письмах Тургенева ко мне не выпущена фамилия Маркевича. Это только отчасти справедливо. Григорович говорил мне, что редакция “Писем” приняла за правило выпускать из писем все резкие слова и характеристики. Он сам из писем Тургенева к нему выпустил характеристику Стасюлевича, очень смешную, и вычеркнул какое-то слово, стоявшее около моей фамилии <…> я очень мало обеспокоен тем, что имя Маркевича явилось целиком. Он все равно узнал бы себя и под буквою “М.”, как узнали бы его весьма многие <…>. Но мне удивительно было встретить отзывы о Некрасове, о Достоевском, о Григоровиче, о Гончарове, (“воняет литературой” и др.), о Черняеве. Странными мне казались приемы, которые дозволяют в одной строке упомянуть фамилию целиком, когда она являлась без прилагательного, а в другой строке ту же фамилию обозначить только начальною буквою, когда при ней стоит ругательное слово. А это случается сплошь и рядом и об этом нельзя молчать, так как редакция “Писем”, которых, вероятно, наберется несколько томов, должна выработать себе положительные правила, которые и не преступать. Я серьезно <держусь> того мнения, что о литераторах надо все печатать, без единого исключения, руководствуясь только тем благоприличием, которое изгоняет из печати слово, вроде сукина сына и т. д. <…>. Я вообще за откровенность в этом отношении. <…> Никаких резонов нет для сокрытия. С другой стороны, пожалуй, нет никаких резонов для того, чтоб печатать не только вместо свинья – с…, вместо прохвост и подлец – п…, вместо сукин сын – с… с…, но даже и этих инициалов, ибо мало ли чего в письмах не срывается с уст человека, или правильнее, с его пера, к тому же столь сжатого в печати. <…> И, однако ж, мне кажется, что Тургенев решительно выиграет, явившись даже в своих письмах в виде более благоприличном. <…> Письма Т<ургенева>, в таком виде изданные, не прибавят его славе ничего, но человека охарактеризуют полно. Не достает только писем его к Каткову. Вот где, воображаю, он разгулялся».[31]

Однако издание стяжало и огромное количество положительных рецензий и откликов в периодике. Хвалебной рецензией откликнулся в журнале «Новь» С. А. Венгеров (под псевд. Л. Долин), писавший, что книга стала событием дня, а среди писем есть образцы русской эпистолярной прозы; «Тургенев один из тех писателей, каждая строчка которых драгоценна. Духовная жизнь царей мысли поучительна и в самых мелких своих проявлениях»; многие из писем «представляют собою крайне ценный материал для разъяснения многих неясных сторон литературной деятельности Тургенева и личной жизни его. С обычным мастерством он в двух, трех словах дает такие комментарии к своим и чужим произведениям, которые стоят иных длинных критических статей».[32]

Критик «Русской мысли» В. Михайловский, в целом доброжелательно оценивший издание, отметил, что «имена заменены буквами при отзывах резких» и о «людях, враждебных Тургеневу, полные же имена оставлены там, где речь идет о лицах, которым он сочувствовал»; критик высказал пожелание, чтобы редакция, «не ожидая накопления большого числа писем <…> более дробила свои выпуски и тем ускорила ознакомление публики с драгоценным материалом».[33] Рецензент «Киевлянина» писал: «Изданием писем Тургенева русская литература обогатилась весьма ценным автобиографическим материалом для характеристики личности нашего знаменитого писателя».[34]

Д. В. Аверкиев на страницах своего периодического «Дневника писателя» отозвался о полемике вокруг издания как о бесплодной и бесцельной и объявил, что намерен побеседовать о письмах Тургенева «на иной лад» — уяснить при помощи писем покойного романиста его истинное значение в ряду других так называемых писателей сороковых годов, и для этого в «Письмах» «найдется много материала».[35] В своих четырех статьях на эту тему Аверкиев попытался доказать, что письма являются важным биографическим и историко-литературным материалом.

Как коммерческий проект, придуманный и организованный Гаевским, издание состоялось в достаточно короткий срок и не только полностью оправдало все подготовительные затраты, включая типографские, но и принесло значительный доход, тем самым оправдав его цель — пополнение казны Общества. 20 ноября (2 декабря) 1884 года, то есть через две недели от начала продажи «Писем», Стасюлевич писал Гаевскому: «Сегодня исполнилось две недели от начала продажи “Писем Тургенева” — и потому я потребовал из магазина справку о том, как идет дело. <…> продано 800 экземпляров, а так как для покрытия всех издержек нужно продать 2.000, то это значит», что «возвратилась почти половина издержек, а следовательно, не долго ждать с чистой прибылью».[36]

«Первое собрание писем» Тургенева положило начало последующим публикациям писем писателя. Так, в Лейпциге в 1886 году вышли его письма к Л. Пичу. В приложениях к собранию сочинений И. И. Панаева в 6 т. было опубликовано 20 писем Тургенева к нему (СПб., 1888). В 1892 году в Женеве вышли письма Тургенева к А. И. Герцену. В 1903 году отдельными изданиями были выпущены его письма к Л. Н. и Л. Я. Стечькиным, графине Е. Е. Ламберт (1915) и др.

Итак, несмотря на то, что письма Тургенева были опубликованы в «Первом собрании» по принципам, не соответствующим современным академическим требованиям, тем не менее, некоторые тексты, вошедшие в издание, по сей день сохраняют свое значение, являясь единственным источником утраченных писем писателя. Не меньшую ценность представляют и многочисленные суждения об издании. В оживленной и разноречивой полемике по поводу редакции писем Тургенева в виде вносимых в них изменений было положено начало выработке научных принципов подачи эпистолярия писателя.

 

[1] См.: Первое собрание писем И. С. Тургенева. 1840–1883 гг. СПб., Типография М. М. Стасюлевича, 1884 (на обложке — 1885).

[2] Подробнее об участии Тургенева в Литфонде см.: Неизвестная записка Тургенева о пожертвованиях в Литфонд (1861) (Дополнение к Летописи жизни и творчества писателя) / Публ. С. А. Ипатовой // И. С. Тургенев: Новые исследования и материалы. Вып. 4: К 200-летию И. С. Тургенева (1818–2018). М.; СПб., 2016. С. 410–423.

[3] См.: ИРЛИ. Ф. 155. Журналы Комитета Общества. 1883–1884. Кор. 10. 1883. Кн. 2. Л. 127.

[4] См.: РНБ. Ф. 438. № 24. Комиссия по погребению И. С. Тургенева и постановке ему надгробного памятника. 51 л.

[5] См.: Посмертные отклики о Тургеневе в газете А. С. Суворина «Новое время» (Сентябрь 1883) / Публ. С. А. Ипатовой // И. С. Тургенев: Новые исследования и материалы: К 150-летию романа «Отцы и дети» / Отв. ред. Н. П. Генералова, В. А. Лукина. М.; СПб., 2012. Вып. 3. С. 527–588.

[6] Хранится в РНБ. Ф. 171. Д. 1; частично опубл.: Из дневника В. П. Гаевского (1883–1887 гг.) / Публ. Г. Никольской // Красный архив. 1940. № 3 (100). С. 229–243.

[7] Одним из первых корреспондентов Тургенева, к кому обратился Гаевский, был В. Р. Рольстон (см.: Алексеев М. П. В. П. Гаевский и В. Р. Рольстон о Тургеневе // Тургеневский сборник. М.; Л., 1964. Вып. 1. С. 335–344). См. также: Из истории «Первого собрания писем И. С. Тургенева» / Публ. Л. И. Кузьминой // Уч. зап. Курского гос. пед. ин-та. Т. 74: Третий межвузовский Тургеневский сборник. Орел, 1971. С. 264–271.

[8] См.: Из дневника В. П. Гаевского. С. 230–236.

[9] Подробнее об этом см.: Переписка Фета с В. П. Гаевским / Публ. С. А. Ипатовой // А. А. Фет: Материалы и исследования / Отв. ред. Н. П. Генералова, В. А. Лукина. СПб., 2018. Вып. 3. В печати.

[10] См.: РГБ. Ф. 315. К. 7. № 23. Л. 6.

[11] См.: Фет А. Мои воспоминания. 1848–1889: В 2 ч. СПб., 1894. Ч. 2. Гл. 2–4, 6–12, 14.

[12] См.: Бродский Н. Л. Фет — редактор Тургенева // Звенья. М.; Л., 1933. Т. 2. С. 477.

[13] См.: Из дневника В. П. Гаевского. С. 230–236.

[14] См.: Вестник Европы. 1885. № 3, 4.

[15] См.: Русская старина. 1884. № 1.

[16] См.: М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912. Т. 3. С. 636.

[17] См.: ИРЛИ. Р. II. Оп. 3. № 30. Л. 2–3.

[18] См.: ИРЛИ. Ф. 293. Оп. 1. № 1757. Л. 1а.

[19] Лемке М. К. Дополнения к «Первому собранию писем» Тургенева // Книга и революция. 1920. № 3–4. С. 93–95.

[20] Цит. по: Звенья. М., 1950. Т. 8. С. 155.

[21] См.: Там же. С. 152.

[22] См.: ИРЛИ. Ф. 155. Кор. 10. 1884. Кн. 2. Л. 339.

[23] Дискуссия подробно освещена в обзоре: Алексеев М. П. Письма И. С. Тургенева // Тургенев. ПССиП(1). Письма. Т. 1. С. 15–144.

[24] Полевой П. Н. Капитальная бестактность (по поводу собрания писем И. С. Тургенева) // Живописное обозрение. 1884. 17 ноября. № 46. С. 306; см. также продолжение статьи: 24 ноября. № 47. С. 321–323.

[25] Булгаков Ф. Литературная неразборчивость // Исторический вестник. 1885. № 1. С. 138–142.

[26] См.: Гончаров И. А. Нарушение воли // Вестник Европы. 1889. № 3. С. 78–79.

[27] Б.п. Еще по поводу обнародования писем Тургенева // Петербургская газета. 1884. № 313.

[28] См.: Головин К. Ф. Мои воспоминания. Т. 1 (до 1881 г.). СПб., 1908. С. 219.

[29] См.: Там же. Т. 2 (1881–1894). СПб., 1910. С. 107–108.

[30] См.: Незнакомец <Суворин А. С.> Маленькая хроника // Новое время. 1884. № 3125; см. также: Новое время. 1884. № 3143.

[31] См.: Три письма А. С. Суворина к Тургеневу (1875–1876) / Публ. С. А. Ипатовой // И. С. Тургенев: Новые исследования и материалы. М.; СПб., 2011. Вып. 2. С. 349–351.

[32] См.: Новь. 1884. № 3. С. 492–493.

[33] См.: Русская мысль. 1884. № 12. Библиогр. отдел. С. 39. См. также: № 11. Библиогр. отдел. С. 5 (Обзор В. Михайловского).

[34] См.: Киевлянин. 1884. 29 ноября. № 263.

[35] Аверкиев Д. В. Средний человек сороковых годов (по поводу писем Тургенева) // Дневник писателя. СПб., 1885. Вып. II. С. 66.

[36] См.: ИРЛИ. Ф. 155. Кор. 10. 1884. Кн. 2. Л. 455.