Старший научный сотрудник Дома-музея Н.С.Лескова

Т.Ю.Синякова

Праведный характер.

К 140-летию публикации рассказа Н.С.Лескова «Однодум».                        

   Одной из ведущих тем в творчестве Н. С. Лескова является тема праведничества. Летом 1879 года писатель выехал на пароходе в Ригу и поселился в местечке Карлсбад под Дуббельном. Здесь и был им написан рассказ «Однодум», который  сразу в том же году начал публиковаться в изд. «Еженедельное новое время». Он  открывает собою цикл произведений о «русских праведниках»: «Кадетский монастырь», «Несмертельный Голован», «Человек на часах», «Инженеры- бессребреники», «Левша», «Шерамур», «Очарованный странник» и др., которых Лесков неоднократно, по его  собственным словам, встречал в жизни. Он сообщал своему будущему биографу А.И.Фаресову: «…сила моего таланта в положительных типах. Я дал читателю положительные типы русских людей. Эти «Однодумы», «Пигмеи», «Кадетские монастыри», «Инженеры — бессребреники», «На краю света» и «Фигуры» — положительные типы русских людей».                                 

   В первоначальном журнальном тексте рассказу «Однодум» предшествовало общее заглавие «Русские антики. (Из рассказов о трёх праведниках)». После заглавия следовало общее предисловие ко всему циклу. В сборнике «Три праведника и один Шерамур» (1880-1886г.г.) это предисловие в оглавлении названо: «От автора к читателю» с эпиграфом «Без трёх праведных несть граду стояния».  «При мне в сорок восьмой раз умирал один большой русский писатель. Он и теперь живёт, как жил после сорока семи своих прежних кончин…», пишет Н. С. Лесков, имея в виду                 А. Ф. Писемского.  «Смерть писателю угрожала по вине театрально — литературного комитета, который в эту пору бестрепетною рукою убивал его пьесу», — поясняет он. Автор объясняет писателю, что его пьеса не прошла, потому, «что вы, зная наши театральные порядки, описали в своей пьесе всё титулованных лиц и всех их представили одно другого хуже и пошлее». «… я, брат, что вижу, то и пишу, а вижу я одни гадости…что же мне делать, когда я ни в своей, ни в твоей душе ничего, кроме мерзости, не вижу…», — отвечал, совсем обозлясь,  умирающий. На следующий день он прекрасно выспался и уехал, а автором овладело беспокойство. «Как, — думал я, — неужто в самом деле ни в моей, ни в его и ни в чьей иной русской душе не видать ничего, кроме дряни? Неужто всё доброе и хорошее… — одна выдумка и вздор… Если без трёх праведных, по народному верованию, не стоит ни один город, то как же устоять целой земле с одною дрянью…? … и пошёл я искать праведных…», пишет Лесков в своём предисловии. И он находит праведников, одним из которых является главный герой  рассказа «Однодум»,  праведный квартальный  уездного городка Солигалича  Костромской губернии — Александр  Афанасьевич Рыжов, по уличному прозванию «Однодум». Его прототипом является солигаличский квартальный, о котором вспоминал  лексикограф Н. П. Макаров : «Во время моей первой отставки в 1834 и 1835 году я жил у моего дяди Мичурина, в его имении в полутора верстах от Солигалича, и хорошо знал чудака Рыжова, этого воплощения высокой честности и бескорыстия и героя рассказа г. Лескова».

    Чтобы лучше понять  характер этого героя, следует обратиться к тексту.  Рыжов знаменит правдивостью в объяснениях с начальством и «чудаческим» бескорыстием, потому что всю жизнь живёт без взяток, на жалованье, которым «и овцу прокормить не возможно». У окружающих это вызывало недоумение, т.к. они жили по-другому: городничие внушали подчинённым: «Бей без повреждения и по касающему моего не затрагивай», исправники усердно секли крестьян, попы донимали обывателей доносами, а чиновники по неписаному закону брали у населения взятки. Раздражает всех своей честностью и неподкупностью квартальный Рыжов. Городничий отправляет его на исповедь к протопопу, после чего все узнают, что тот Библии начитался и «до самого «Христа» дошёл», поэтому и «чудесит», как юродивый. Рыжов счастлив в своей праведности, а вот у других это вызывает раздражение, потому что он не такой как все.  Решили женить Александра Афанасьевича, т.к. тогда ему свою честность соблюсти трудно будет: «жена его начнёт нажигать и не тем, так другим манером так доймёт, что он ей уступит и всю библию из головы выпустит, а станет к дарам приимчив и начальству предан…из женатого хоть верёвку вей, он всё стерпит, потому что он птенцов заведёт, да и бабу пожалеет…». Перевенчался  он с простой крестьянской женщиной, верной и покорной. Вскоре у них родился сын, но   «библейский чудак» и с семьёй продолжал жить «по – библейски»: «Чаю они не пили и не содержали его в заводе, а мясо ели только по большим праздникам — в остальное же время питались хлебом и овощами, квасными или свежими с своего огорода, а всего более грибами… Грибы эти «баба» летнею порою сама собирала по лесам…, заготовляла их только одним способом сушения. Солить было нечем…, а когда «баба» однажды насолила кадочку груздей солью, которую ей подарил в мешочке откупщик, то Александр Афанасьевич, дознавшись об этом, «бабу» патриархально побил и свёл к протопопу для наложения на неё епитимии за ослушание против заветов мужа, а грибы целою кадкою собственноручно прикатил к откупщикову двору и велел взять «куда хотят», а откупщику сделал выговор». Рыжова продолжают называть чудаком, «повреждённым от библии», но он и «не заботился, что о нём думают». Квартальный честно исполнял свои обязанности по службе и не собирался никому  угождать. Своими мыслями и рассуждениями он ни с кем не делился, а вписывал их в «большие тетради синей бумаги, которые подшивал в одну обложку с многозначительной надписью  Однодум». Но вот в Кострому был назначен новый губернатор Сергей Степанович Ланской, «впоследствии граф и известный министр внутренних дел. Он «уважал в людях честность и справедливость и сам был добр, а также любил Россию и русского человека», но вёл себя важно, «барственно, как аристократ». По вступлении  в должность губернатора он «размёл губернию», т.е. выгнал со службы «множество нерадивых  и злоупотреблявших своею должностью чиновников», в том числе и местного городничего, должность которого занял А.А. Рыжов.  Как и прежде, он не брал взяток, не садился на «городнический стул», а сидел  «за своим изъеденным чернилами столиком у входной двери», не носил фирменного платья, так и ходил «всё в том же просаленном и перештопанном бешмете». Вскоре новый губернатор предпринял объезд всей губернии. Александр Афанасьевич в качестве градоначальника должен был его встречать, но его это нисколько не смущало, хотя вся губерния трепетала «от одних слухов о его надменной фигуре». Обычно к приезду губернаторов тщательно готовились: «города… воспринимали помазание мелом, сажей и охрою; на  шлагбаумы заново наводилась национальная  пестрядь казённой трёхцветки», «будари» должны свои «головы и усы наваксить»,  «из больниц  шла усиленная выписка в «оздоровку»,  наспех чинились «дорожные топи, гати и мосты». В общем, шло всеобщее оживление. Рыжов же «ни о чём не беспокоился и в ожидании губернатора держал себя так, как будто предстоявшее страшное событие его совсем не касалось. Он…ничего не перемазал ни мелом, ни охрою и вообще не предпринимал никаких средств не только к украшению города, но и к изменению своего несообразного костюма, а продолжал ходить в бешмете». Солигаличские чины хотели в складчину перекрасить шлагбаум и одеть городничего, но тот от формы отказался, сказав: «Это дар, а я даров не приемлю». Тогда протопоп предложил переложить всё на того, «кто всех провиннее», им оказался откупщик, который должен был сидеть дома и пить кизлярку, а свой мундир отдать Александру Афанасьевичу, чтобы тот достойно встретил губернатора, городничий согласился. «Шлагбаум был окрашен во все цвета национальной пестряди, состоящей из чёрных и белых полос с красными отводами», и ещё не успел просохнуть, как доложили, что губернатор уже едет. А.А.Рыжов подогнал резвую тройку с телегой к заставе и «сам в полном наряде — в мундире и белых ретузах, с рапортом за бортом, сел на раскрашенную перекладину шлагбаума», вокруг собралась толпа любопытных. Увидев вдали, за облаком пыли, мчащегося губернатора, он «быстро спрыгнул в телегу и скакать», как народ закричал ему: «Батюшка, сбрось штанцы… Погляди-ка, на коем месте сидел, так к белому весь шланбов припечатал. Рыжов оглянулся через плечо и увидел, что все невысохшие полосы национальных цветов шлагбаума действительно с удивительной отчётливостью отпечатались на его ретузах. Он поморщился, но сейчас-же вздохнул и сказал: «Сюда начальству глядеть нечего» и пустил вскачь тройку навстречу «надменной особе». Люди только руками махнули: «Отчаянный! Что- то ему теперь будет?». «Твёрдо стоя на скачущей телеге, на облучке которой подпрыгивал ямщик, Александр Афанасьевич…плыл точно на колеснице как триумфатор, сложив на груди свои богатырские руки и обдавая целым облаком пыли следовавшую за ним шестириком коляску и лёгкий тарантасик. В этом тарантасе ехали чиновники. Ланской помещался один в карете и, несмотря на отличавшую его солидную важность, был, по- видимому, сильно заинтересован  Рыжовым, который летел впереди его, в кургузом мундире, нимало не закрывавшем разводы национальных цветов на его белых ретузах», внимание губернатора привлекала именно эта странность, «значение которой не так легко было понять и определить». Картеж остановился около церкви. Александр Афанасьевич соскочил и открыл дверцу губернаторской каркты. Ланской вышел, надменно огляделся, приложился к кресту и первым вошёл в церковь. Вступив в храм, губернатор не окрестил себя крестом и никому не поклонился — ни алтарю, ни народу, шёл «как шест, не сгибая головы» прямо к царским вратам.  Никто не осмеливался сделать ему замечание, но так как  такое поведение «было против всех правил Рыжова по отношению к богопочитанию и к обязанностям высшего быть примером для низших»,  он не выдержал. Рыжов схватил губернатора за руку и громко произнёс: «Раб божий Сергий! Входи во храм господень не надменно, а смиренно, представляя себя самым большим грешником, — вот как! С этим он положил губернатору руку на спину и, степенно нагнув его в полный поклон, снова отпустил и стал на вытяжку». Бывший в храме народ и начальство были удивлены и напуганы. Но губернатор, несмотря на свою надменность и гордость, имел доброе сердце. Он тут же «сменил свою горделивую надменность умным самообладанием»; не сказав Рыжову ни слова,- перекрестился и, обернувшись, поклонился всему народу, а затем быстро вышел.  Принимая чиновников, Ланской стал их расспрашивать о Рыжове: что это за человек, какую  должность занимает, почему так странно себя ведёт? Те ему отвечают, что он живёт по законам библии, которую очень хорошо знает, а на службе квартального проявил себя  чрезвычайно честным и исполнительным. Когда губернатору доложили, что Рыжов совсем не берёт взятки и другим запрещает, тот в это не поверил и сказал, что в России нет такого человека, который жил бы только на жалованье. «Так это совсем удивительный человек!»,- воскликнул он, узнав, что Александр Афанасьевич ест только хлеб да воду и велел позвать его к себе. Губернатор предложил Однодуму поговорить откровенно, на что тот ответил: «Ложь заповедью запрещена — я лгать не стану». На вопрос губернатора уважает ли он власти, Рыжов прямо ответил, что нет, т.к. они «ленивы, алчны и пред престолом криводушны. А по поводу того, следует ли облагать народ податью, он сказал, что богатый должен платить за бедного. Спросил губернатор и про поступок в церкви, за который могли бы и наказать. «Все к вере народной должны быть почтительны», — ответил Рыжов и добавил: «Какое зло можно сделать тому, кто на десять рублей в месяц умеет с семьёй жить?». «Если арестуют, то в остроге сытей едят, а если сошлют, — Бог рядом, с ним не страшно», — говорил он. Губернатор был очень удивлён. Его «надменная шея» склонилась, и  он протянул ему руку. «Характер ваш почтенен … Я о вас не забуду и совет ваш исполню — прочту библию»», — сказал Ланской на прощание. «Да только этого мало, а вы и на десять рублей в месяц жить поучитесь», — добавил Однодум. Тот  засмеялся: «Чудак, чудак!». Прошло много времени со времени проезда Ланского, как вдруг неожиданно, на диво «всей просвещённой России, в город Солигалич пришло невероятное известие: «квартальному  Рыжову был прислан дарующий дворянство владимирский крест — первый владимирский крест, пожалованный квартальном по представлению Сергея Степановича Ланского». С честью и достоинством, с верой в душе кавалер Рыжов прожил почти девяносто лет и умер, «исполнив все христианские требы по установлению православной церкви».

   Читая произведения   Н.С.Лескова о праведниках, понимаешь, что действительно, не всё на земле мерзостно и гадко. Никогда не переведутся  праведники, они есть среди нас и  делают нашу жизнь чище, светлее, добрее. Нам всем надо у них  учиться жить праведно, с Богом в душе.