И. А. Костомарова (г. Орел)
Опубликовано в Тургеневском ежегоднике 2018 года/ Сост. И ред. – Л.В. Дмитрюхина, Л.А. Балыкова.- Орел: Издательский Дом «Орлик», 2018.- 424 с.
Октябрьская революция стала трагическим рубежом в жизни великого русского писателя Ивана Алексеевича Бунина: в 1920 году он вместе с женой Верой Николаевной Муромцевой-Буниной навсегда покинул Россию. Бунин писал: «<…> во что вскоре превратилась русская революция, не поймет никто, ее не видевший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил образа и подобия Божия, и из России, после захвата власти Лениным, бежали сотни тысяч людей, имевших малейшую возможность бежать. Я покинул Москву 21 мая 1918 года, жил на юге России, переходившем из рук в руки “белых” и “красных”, и 26 января 1920 г., испив чашу несказанных душевных страданий, эмигрировал сперва на Балканы, потом во Францию. Во Франции я жил первое время в Париже, с лета 1923 г. переселился в Приморские Альпы, возвращаясь в Париж только на некоторые зимние месяцы.
В 1933 г. получил Нобелевскую премию.
В эмиграции мною написано десять новых книг».[1]
Судьба Бунина, прожившего тридцать три года в изгнании и преданного в Советском Союзе запрету и забвению, драматически отразилась на судьбе его литературного архива, известного под названием «парижский архив». И все же писатель надеялся, что со временем его творческое наследие и парижский архив будут возвращены на родину.
В последние годы жизни Бунин работал над систематизацией и описью своего архива для временной передачи его в русский Архив при Колумбийском университете в Нью-Йорке с условием, что при изменении режима в России парижский архив будет передан в Москву. 7 ноября 1951 года М.А. Алданов, входивший в состав комитета по руководству русским Архивом, извещал Бунина, что директор Колумбийского университета американский профессор Мозли «согласен на перевозку Архива в Москву в случае освобождения России».[2]
Бунин отправил в Нью-Йорк 53 папки с описью материалов своего архива, но парижский архив в Колумбийский университет он не успел передать.
Бунин умер в Париже 8 ноября 1953 года. Его наследницей стала Вера Николаевна Муромцева-Бунина. Она не спешила отправлять парижский архив в США, надеясь исполнить волю Ивана Алексеевича и передать его архив в Москву.
С середины 50-х годов в Советском Союзе начинают происходить демократические перемены (так называемая «хрущевская оттепель»).
Имя Бунина выходит из-под запрета. Возвращение на родину литературного наследия писателя началось с издания в Москве в 1956 году пятитомного Собрания сочинений. С этого времени творчество Бунина становится предметом исследований советских литературоведов. В 1967 году вышла монография А.К. Бабореко «И.А. Бунин. Материалы для биографии». Автор многочисленных работ о великом русском писателе, крупнейший знаток его жизни и творчества, Александр Кузьмич Бабореко является корифеем отечественного буниноведения.
Увековечение памяти Бунина в России началось с открытия в Орле в 1957 году филиала Государственного литературного музея И.С. Тургенева — музея писателей-орловцев. Экспозиция одного из залов в этом музее была посвящена творческому пути Бунина. С 1959 по 1967 год директором Тургеневского музея был писатель, литературовед Леонид Николаевич Афонин, который внес значительный вклад в исследование бунинского литературного наследия. Несколько лет Афонин переписывался с В.Н. Муромцевой-Буниной и писателем Леонидом Федоровичем Зуровым, жившим в семье Буниных с 1929 года.
В 50-е годы с советской стороны были предприняты действия к приобретению у Веры Николаевны парижского архива Бунина. Осуществление получения и вывоза архива в Москву было поручено органам внешней разведки КГБ во Франции. В выполнении этой секретной миссии выбор пал на молодого разведчика Бориса Никодимовича Батраева, который вспоминал: «Я работал “под крышей” атташе по культуре (должность не очень значительная) и искренне удивился, когда получил необычное задание. Мне предстояло установить контакт с Верой Николаевной, причем на конспиративной основе, постараться расположить ее, помочь поверить нам и не опустить исчезновения бунинского архива».[3]
Вера Николаевна дала Батраеву согласие на передачу по частям материалов из парижского архива Бунина. В качестве платы за архивные материалы с января 1956 года она стала получать от Союза писателей СССР пожизненную ежемесячную пенсию в сумме 70 тысяч франков. Батраев регулярно вручал Вере Николаевне пенсию и от нее увозил пакеты с рукописями Бунина и книгами из его личной библиотеки. Полученные материалы поступали в советское Посольство в Париже и по описи пересылались в Москву в комиссию по бунинскому литературному наследию, организованную в Союзе советских писателей.
В.Н. Муромцева-Бунина умерла в Париже 3 апреля 1961 года. По ее завещанию архивы Буниных, их личные вещи и обстановка парижской квартиры перешли к Л.Ф. Зурову. Леонид Федорович считал своим долгом исполнить волю Веры Николаевны: архивы передать в Москву, а мебель и личные вещи – в Орел. Об этом он в первую очередь сообщил А.К. Бабореко и Л.Н. Афонину.
Александр Кузьмич взял на себя миссию содействовать возвращению на родину парижского архива Бунина, но с первых же шагов столкнулся с противодействиями чиновников. В книге воспоминаний «Дороги и звоны» Бабореко писал: «Зажегшись тщеславной и благородной идеей обретения для нашего отечества архива нобелевского лауреата, я в декабре 1961 года посетил профессора Н.К. Гудзия. <…> мы выработали план одоления противника; а противник – многоликий: чины, инстанции, редакции, организации, “органы” – всех надо было обмозговать, все “прикинуть” в уме, оценить – как обмозговывает, “прикидывает” и оценивает полководец предстоящее сражение.[4]
Соратником Александра Кузьмича в «сражении» за бунинские реликвии стал Л.Н. Афонин, который был горячо заинтересован в получении из Парижа мемориальных вещей Бунина для создания в Орле музея писателя.
В фондах Орловского объединенного государственного литературного музея И.С. Тургенева (ОГЛМТ) хранится папка под названием «Переписка по поводу приобретения Советским Союзом у Л.Ф. Зурова мебели, вещей и архива И.А. Бунина».[5] В папке содержится 34 неопубликованных письма – переписка Л.Н. Афонина с Л.Ф. Зуровым, литературоведами А.К. Бабореко и В.А. Мануйловым, с писателями Л.В. Никулиным, К.А. Фединым и К.В. Воронковым, с Министерством культуры СССР.
30 апреля 1961 года Зуров писал Афонину: «На моих руках остались архивы Ивана Алексеевича и Веры Николаевны. Вся жизнь Буниных. Вера Николаевна мечтала, что когда-нибудь будет создан и музей имени Ивана Алексеевича Бунина. В этот музей я хотел бы передать письменный стол Ивана Алексеевича (за которым работала потом и Вера Николаевна). Он (как и другие вещи Ивана Алексеевича) находятся сейчас в нашей квартире (1, rue Jacques Offenbach, Paris 16e), а квартира под ударом. Дети владельца дома хотят ее получить. Надо спасти вещи. Пожалуйста, напишите об этом в Москву Льву Вениаминовичу Никулину. Он бывал у нас в гостях. Знает отлично квартиру Буниных» (п. 1).
На письмо Афонина Никулин в ответном письме от 15 мая сообщал ему: «Создалось сложное положение, решение об архиве И.А. Бунина после смерти Веры Николаевны должно быть принято в том смысле, что на это потребуются валютные затраты. Я – частное лицо, все должен делать секретариат Союза писателей, т.е. провести через высшие инстанции», (п. 4)
Именно необходимость валютных затрат определила одну из основных причин «сложности положения», так как Зуров бедствовал, был болен туберкулезом и надеялся, что передача им архива и мемориальных вещей Бунина в Советский Союз будет оплачена.
21 мая 1961 года Афонин пишет первому секретарю Союза советских писателей К.А. Федину: «Я слышал, что парижский архив И.А. Бунина будет приобретен Союзом Писателей СССР. Если это так, то нельзя ли вместе с архивом получить у Л.Ф. Зурова письменный стол и другие вещи И.А. Бунина, которые наследник писателя, исполняя волю Веры Николаевны, хочет передать Государственному музею И.С. Тургенева? <…> Находясь в Орле, я не вижу других возможностей получить из Парижа вещи Бунина, кроме как при помощи Союза Писателей» (п. 6).
3 июня 1961 года К.А. Федин писал Леониду Николаевичу: «Пока мне ничего неизвестно о намерении Союза писателей приобрести архив Бунина находящийся в Париже (да такого рода приобретения и не предусмотрены Уставом СП). Мысль о желательности и необходимости приобретения архива и вещей Бунина я вполне разделяю, но сделаю это, может быть, вероятно, с помощью к.[акого]-н[ибудь] государственного учреждения. Во всяком случае, немедленно дам Вам знать, что будет предпринято Союзом писателей для осуществления предложенного Вами плана» (п. 8).
В июле 1961 года Зуров был выселен из бунинской парижской квартиры. Перед тем, как вывезти из квартиры все вещи, Леонид Федорович начертил план расположения мебели в ее комнатах, фотографом Лувра Шюзевиллем были сделаны снимки столовой и кабинета Бунина. Бывший тогда в Париже академик Михаил Павлович Алексеев помог Зурову перевезти бунинскую мебель на склад в Буживале. Хранение мебели на складе Леонид Федорович оплачивал вплоть до ноября 1963 года.
До конца 1961 года Союзом советских писателей ничего не было предпринято, чтобы архив и вещи Бунина оказались в СССР. Очевидно, в этом немалую негативную роль сыграл Лев Никулин.
14 октября 1961 года Никулин сообщал Афонину, что имел два разговора с Зуровым, и у него «осталось тяжелое впечатление». «В завещании, –
писал он, – нет ничего о том, что Вера Николаевна просила передать стол и прочее из кабинета для хранения на Родине. Л.Ф. Зуров говорит, что в завещании нет ничего о передаче архива И.А. Бунина нам. Завещания никто не видел. <…> Мне думается, что в переписке с ним (если Вы пожелаете ему писать) не следует поднимать вопрос об архивах и прочем» (п. 10).
6 ноября 1961 года Афонин обратился с письмом в Министерство культуры СССР на имя Е.А. Фурцевой. Изложив сложность затянувшейся истории получения архива и вещей Бунина из Парижа, Леонид Николаевич писал: «Дальнейшая отсрочка приобретения и отправки вещей И.А. Бунина в СССР могут быть неправильно истолкованы и даже использованы во вред нашей стране. В связи с этим прошу Вас через Посольство СССР во Франции оказать Л.Ф. Зурову необходимую помощь в отправке вещей И.А. Бунина в Орел за счет соответствующих советских организаций» (п. 11).
Не получив на это письмо ответа, 28 декабря Леонид Николаевич повторно пишет Е.А. Фурцевой. В письме от 15 февраля 1962 года начальник отдела внешних сношений Министерства культуры СССР В.Т. Степанов известил Афонина: «В связи с Вашими письмами в адрес Министерства культуры СССР от 6 ноября 1961 г. и 28 декабря 1961 г. сообщаем, что мы обратились в советское Посольство в Париже с просьбой помочь литератору Л.Ф. Зурову отправить в Ваш адрес рабочую мебель писателя И.А. Бунина и его архив. <.. .> О ходе дела мы Вас проинформируем» (п. 15).
Спустя четыре месяца Афонин получил из Министерства культуры копию датированного 19 апреля 1962 года письма советника Посольства СССР В.П. Вдовина. В письме сообщалось: «Во время беседы атташе Посольства Поленова О.А. с литератором Зуровым Л.Ф. у него на квартире относительно передачи мебели, личных вещей и архивов писателя Бунина И.А. выяснилось следующее.
Мебель из квартиры Бунина И.А. (шкафы, столы, кресла и др.) хранятся на складе в течение почти целого года. По словам Зурова, Л.Ф., условия хранения плохие, так как склад не отапливается. Зуров Л.Ф. регулярно платит за хранение мебели.
Личные и мемориальные вещи Букина И.А.(одежда, картины, письменные принадлежности, чемоданы, трости и др.) хранятся на квартире Зурова Л.Ф. и содержатся в плохом состоянии.
Архивы Бунина И.А. (его личная библиотека, письма и дневники) хранятся также на квартире Зурова Л.Ф. в неразобранном виде.
Зуров Л.Ф. согласен вначале продать нам мебель и личные вещи Бунина И.А. при условии, что при передаче ему заплатят (исключая расходы на упаковку и перевозку) 7500 новых франков.
Зуров Л.Ф. согласен составить список вещей с краткой их характеристикой, приложить к нему план и фотографии квартиры Бунина И.А. и передать все по списку квалифицированному специалисту, который бы принял вещи, следил за их упаковкой и отправкой. <…>
Архивы Бунина И.А. после их разборки и приведения в порядок Зуров Л.Ф. предполагает продавать нам по частям, явно преследуя этим корыстные цели. Зуров Л.Ф. не сообщил, какую сумму он хочет получить за архив. Мы будем поддерживать связь с Зуровым Л.Ф. для решения вопроса о сроках разборки архива и условиях приобретения» (п. 22).
В Союзе писателей СССР ведать «бунинским делом» было поручено ответственному секретарю Константину Васильевичу Воронкову.
15 мая 1962 года Зуров писал Афонину: «Вот выдержка из письма литературоведа А.К. Бабореко (письмо от 7-го мая): «Сегодня я виделся с Конст. Васил. Воронковым. Он горячо поддерживает мою просьбу относительно командировки в Париж. Считает такую поездку совершенно необходимой (для приемки бунинских вещей – Л.З.), только нужно, как обычно в таких случаях, решить некоторые практические вопросы, а для этого необходимо кое с кем поговорить. Вот он и занялся сейчас этим» (п. 20).
О командировке Бабореко в Париж Воронков должен был запросить мнение посла С.А. Виноградова, согласовать этот вопрос в Министерстве иностранных дел и в ЦК КПСС.
С марта 1962 года начались бесконечные, «выматывающие душу» хождения Бабореко к Воронкову и в вышестоящие инстанции. «Я чувствовал, – вспоминал Александр Кузьмич, – меня захватила какая-то бездушная сила, какие-то скрытые от глаз механизмы неумолимо вертят невидимые рычаги, поднимают в моих хождениях в инстанции все выше, и от этой не виданной мною ранее высоты и от самоуверенных голосов, которыми меня расспрашивают, все что-то выясняют, что ясней ясного, бросают косые взгляды исподлобья, мне становится невмоготу».[6]
В сентябре 1962 года вопрос о командировке Бабореко в Париж поступил на рассмотрение в ЦК КПСС к секретарю по идеологии М.А. Суслову.
Наконец, было принято решение: командировать Бабореко в Париж в январе следующего года. Однако в начале 1963 года командировка была отменена.
4 апреля 1963 года Бабореко писал Афонину: «Дорогой Леонид Николаевич! Моя командировка в Париж не состоится. Ее отменили. Узнал об этом из первых рук. Два раза было принято решение Союзом писателей и директивными органами послать меня для приобретения мемориальных вещей И.А. Бунина и для переговоров с Л.Ф. Зуровым об архиве Ивана Алексеевича. Никулин написал длинное письмо Союзу писателей, мне читал его К.В. Воронков (это между нами). Я сразу же опроверг доводы Никулина и переубедил Воронкова, и он согласился, что вещи Бунина купить надо и надо вести переговоры об архиве. Но когда согласились с Союзом писателей и в ЦК КПСС, тогда Никулин написал Центральному Комитету письмо, пытаясь убедить, что приобретение бунинских вещей дело нестоящее, а в парижском архиве Бунина будто бы ничего ценного не осталось. Тогда я обратился к А.Т. Твардовскому» (п. 32).
15 июля 1963 года Твардовский с большой папкой документов по «бунинскому делу» был на приеме у секретаря ЦК Л.Ф. Ильичева. В результате ситуация изменилась: литературный отдел ЦК дан положительное заключение. В августе вопрос о приобретении парижского архива и мебели Бунина поступил на голосование в секретариат ЦК КПСС. Командировка Бабореко в Париж получила поддержку литературного и международного отделов ЦК за подписью Л.Ф. Ильичева.
12 августа 1963 года Зуров послал в Союз советских писателей телеграмму с запросом: «Что делать с вещами? Какие вещи я должен сохранить для музея? Пришлите телеграмму», (п. 33). 16 августа по поручению и при посредстве Иностранной комиссии Союза писателей Бабореко отправил телеграмму Зурову: «Сохраните письменный стол и стул Бунина, столик для рукописей, столик для пишущей машинки и пишущую машинку, подставку для рукописей, стул Веры Николаевны и ее секретер, диван Ивана Алексеевича, телефон, картины и портреты».[7]
Спустя два месяца в Иностранной комиссии Союза писателей Александр Кузьмич заполняет анкету для получения визы. 16 октября он шлет телеграмму Зурову: «Поездка оформлена, ждем визу. Вещи Бунина обязательно будут куплены и стоимость их хранения оплачена».[8]
И тут вновь возникает (или создается?) препятствие в осуществлении поездки Бабореко в Париж. Как ему объяснили в Союзе писателей, заграничные командировки временно отменяются из-за недостатка валюты. В декабре Воронков сообщил Бабореко, что в Париж поедет писатель В.Н. Ажаев, которому поручено зайти к Зурову.
В конце 1963 года история почти трехлетней борьбы за приобретение бунинских мемориальных реликвий подошла к драматическому финалу. 24 января 1964 года Бабореко послал Афонину копию полученного им письма Зурова от 15 января. Зуров писал: «Уведомляю Вас, дорогой Александр Кузьмич, что бунинские вещи я хранил на складе до конца ноября. 20 ноября 1963 года часть вещей (перечисленных в Вашей телеграмме. Ее отправил Союз Писателей. Об этом Вы потом уведомили меня) рабочие перенесли в другое помещение. Большую часть бунинских вещей пришлось бросить на складе. От них Союз Писателей отказался. (А Вера Николаевна верила, что в России будет устроен музей имени И.А. Бунина; Вера Николаевна верила, что в бунинском музее будут две комнаты: кабинет Ивана Алексеевича и его столовая. Об этом знают все в Париже). Волю покойной Веры Николаевны я не мог выполнить. 30 ноября 1963 года большая часть вещей была ликвидирована. И за ликвидацию этих вещей я заплатил складу 2000 стар. франц. франков. Все это произошло при свидетелях. За хранение оставшихся вещей надо вносить 500 стар. франц. франков в месяц. Бунинские вещи сейчас лежат с вещами Кодрянских. <… >[9]
Очень Вас прошу показать это письмо Александру Трифоновичу Твардовскому, Константину Васильевичу Воронкову и директору Тургеневского музея Леониду Николаевичу Афонину» (п. 3 4).
В апреле 1964 года в Париж к Зурову ездил В.Н. Ажаев. После поездки в «директивные органы» он написал, что «у Зурова архив не архив, а “стулья” Бунина нам не нужны».[10]
26 апреля 1964 года Афонин с болью писал Н.И. Рыленкову: «Узнал одну чрезвычайно огорчительную новость: Ажаев, побывав в Париже и увидевшись с Л.Ф. Зуровым (наследником Бунина), считает, что приобретать бунинский архив и вещи не следует… Три года тянется эта постыдная канитель. Когда-нибудь люди о ней будут говорить с негодованием, ибо каждая бунинская рукопись – величайшее национальное достояние».[11]
И всё же Бабореко не терял надежду доказать ценность архива и вещей Бунина и необходимость приобретения их Советским Союзом. 31 мая 1964 года он обратился с письмом к Секретарю ЦК КПСС Л.Ф. Ильичеву. 19 июня Бабореко был вызван в ЦК к Н.М. Чернову. В книге воспоминаний Александр Кузьмич писал: «Разговаривали мы долго – больше часа. И я убедился, что здесь господствуют те же никулинско-ажаевекие настроения. Чернов повторял их фразы о Бунине, о его политических “грехах”, о Зурове, который “враждебен Советскому Союзу”. Архив Бунина, говорил Чернов, надо не покупать, а добиться того, чтобы Зуров передал бесплатно. <…> 30 июня 1964 года в разговоре по телефону Чернов сказал, что бунинское дело в течение ближайшей недели подвергнется самому серьезному рассмотрению, как он выразился, “на высшем уровне”, будет принято положительное решение; ведь дело стало, сказал он, “важной государственной проблемой”».[12]
В сентябре 1964 года по судьбе парижского архива и мемориальных вещей Бунина в ЦК КПСС было принято окончательное решение. Бабореко вспоминал: «В.А. Косолапов, теперь – директор издательства “Художественная литература”, – по моей просьбе расспросил обо всем Д.А. Поликарпова — персону очень важную в Центральном Комитете партии — при встрече с ним и сказал мне: “В ЦК решили на этом деле поставить крест”. Поликарпов говорил: В.Н. Бунина “обманула нас”, получила пенсию, а архив не передала».[13]
Архивы Ивана Алексеевича и Веры Николаевны, их личные вещи после смерти Зурова в 1971 году по его завещанию перешли к доценту Эдинбургского университета Милице Эдуардовне Грин и были вывезены в Шотландию. В 1988 году Милица Эдуардовна через академика Д.С. Лихачева передала в Орел бесценную коллекцию личных вещей Бунина: серебряные бювар, подстаканник, солонку и поднос, на котором в день вручения писателю Нобелевской премии в Стокгольме 10 декабря 1933 года ему преподнесли хлеб-соль; портрет Бунина работы Л.С. Бакста и портрет Л.Н. Толстого, выполненный его сыном Львом Львовичем Толстым; книги из личной библиотеки Ивана Алексеевича. Архивы Буниных М. Грин передала на хранение в Русский архив, основанный в Англии при Лидском университете.
Мебель из парижской квартиры Буниных с 1964 года хранилась в семье писательницы Натальи Владимировны Кодрянской. В 1973 году она прислала эту мебель из Парижа в Орел — в дар Орловскому государственному литературному музею И.С. Тургенева.
Осуществлением мечты Веры Николаевны Муромцевой-Буниной стало открытие в 1991 году в Орле литературно-мемориального музея И.А. Бунина
филиала Орловского объединённого государственного литературного музея И.С. Тургенева. Мемориальная экспозиция Бунинского музея представляет собой воссозданный парижский кабинет писателя, в котором хранится его мебель, полученная из Парижа. Экспозиция зала, расположенного перед «кабинетом Бунина», посвящена Вере Николаевне. Здесь находится ее столик-секретер из столовой парижской квартиры, представлены ее живописные портреты и редкие фотографии.
[1] Бунин И.А. Собрание сочинений: В 8 т. М.: Московский рабочий, 2000. Т. 8. С. 28.
[2] Бабореко А.К. Бунин. Жизнеописание. М., 2004. С. 411.
[3] Мошечков С. Как в Россию возвратился архив Бунина. Воспоминания советского разведчика //Газ. «Литературная Россия». 1990, 19 ноября.. № 42 (1446). С. 14.
[4] Бабореко А.К. Дороги и звоны. Воспоминания. Письма. М.: Московский рабочий, 1993. С. 99.
[5] ОГЛМТ, ф. 12 оп. № 1155, инв. № 5788/1-34 оф. — 34 письма, 66 лл. В дальнейшем ссылки на письма даются в тексте с указанием порядкового номера письма.
[6] Дороги и звоны. С. 101.
[7] Там же. С. 105.
[8] Там же. С. 105.
[9] Имеются в виду друзья Буниных: писательница Наталья Владимировна Кодрянская (1901-1983) и её муж Исаак Вениаминович Кодрянский (1894-1980).
[10] Дороги и звоны. С. 106.
[11] Прутцев Б.И. Л.Н. Афонин: писатель, учёный, литературовед. Орёл, 2007. С. 114.
[12] Дороги и звоны. С. 107.
[13] Там же. С. 108.