Из книги В.Д. Пришвиной «Путь к слову»

«Кроме Игнатовых и Пришвиных, была еще одна родовая ветвь, по которой шло питание ее отпрыска – Курымушки. Это была ветвь или порода бабушки со стороны отца – елецких купцов Горшковых. Михаил Михайлович вспоминает жену деда Дмитрия Ивановича Марию Петровну Горшкову и пишет о Горшковых так: «Все даровитые, закончились даровитым чудаком Михаилом Николаевичем, художником».  Мы нашли рассказ об этом художнике в дневнике 1946 года.

Начинается рассказ любовно, неторопливо.

«В Ельце н Манежной улице есть дом братьев Горшковых, большой двухэтажный каменный дом с колоннами. В нижнем этаже жил хозяин дома старик Петр Николаевич Горшков, а верх снимала моя мать.

В глубине двора этого дома с выходом в сад стояла баня, и в ней жил второй владелец каменного дома с колоннами, художник Михаил Николаевич Гошков. Дом был большой, и, наверное, художник мог найти себе место, но жить в бане, окруженной деревьями, было одной из его причуд. Второй причудой художника было питаться одной гречневой кашей и никого не затруднять ее приготовлением: был он холост и не держал прислуги. Третьей причудой его было вечное странствование на своих на двоих. Ранней весной он уходил и возвращался осенью, когда поспевали яблоки. Мы, ребята, приходили к нему за яблочками, ели у него их целыми днями, и он не уставал беседовать с нами, маленькими, как со взрослыми.

Запомнилось, когда ребята спросили художника, почему он не пишет краской небо, тот ответил: «Посмотрите, какое небо, и вот я его краской!»

Все знали, что с художником дружил сам Репин, приезжал к нему в Елец в его баньку и там гостил, о чем-то они вдвоем спорили, и тогда к хозяину ход был для соседей закрыт.

Позже в Петербурге у Пришвина с Репиным был такой разговор:

«Талантливый он был художник?» – спросил я. Он немного подумал, поморщился. «Нет! – сказал он решительно. Потом еще подумал, вдруг весь встрепенулся, сразу посветлел и еще решительней сказал: – Да, но он был гениальный!..»

Что вынес Пришвин для себя из «школы» художника Горшкова? Можно судить об этом по такой его записи, сделанной в трудную минуту:

«Буду учиться, страдать, делать все, что только мне велят, но когда станет так плохо, что хоть умирай, – я не буду умирать, брошу все, возьму палочку и уйду в Италию, как художник Горшков».