Марко Вовчок: женский портрет глазами двух современников

Марко Вовчок: женский портрет глазами двух современников

А.Н. Чернышева — заведующая филиалом 

ОГЛМТ – Дом Т.Н. Грановского.

Опубликованно в  Тургеневском ежегоднике  2014 года/ Сост. И ред. – Л.В. Дмитрюхина, Л.А. Балыкова.- Орел: Издательский Дом «Орлик», 2015

 

Марко Вовчок: женский портрет глазами двух современников

 

Фонды ОГЛМТ

«Всему этому виновата Маркович! <…> И что в этой женщине, что все ею так увлечены? Наружностью просто баба, отпечаток чего-то “commun”*, противные белые глаза с белыми бровями и ресницами, плоское лицо; в обществе молчит, никак её не разговоришь, отвечает только “да” и “нет”. А все мужчины сходят по ней с ума: Тургенев лежит у её ног, Герцен приехал к ней в Бельгию, где его чуть не схватили, Кулиш ради неё разошёлся с женою. Пассек увлечён до того, что бросил свои занятия, свою карьеру, исхудал весь и уезжает с ней, несмотря на то, что брат начал только поправляться после горячки, а мать захворала от горя. <…> Как меня возмущает эта женщина! Где же справедливость, когда такие творения живут на земле, чтобы портить жизнь другим!»1

В этом раздражённом высказывании слышится не одна женская ревность, но и недоумение по поводу причины успеха «странной женщины» в образованном обществе. Между тем, образ малороссийской писательницы видится совершенно иначе выдающимся представителям мужской половины этого общества из числа её знакомых. Обратимся к свидетельствам двух писателей, современников Марко Вовчка, в  чьей жизни она оставила яркий след – И.С. Тургенева и Т.Г. Шевченко.

Прежде всего,  заметим, что Тургенев, вероятно, имел сведения о М.А. Маркович (в девичестве М.А. Вилинская) задолго до личной встречи с ней. Собиратель русского фольклора П.В. Киреевский, с которым Тургенев виделся в пору Спасской ссылки, должен был рассказать опальному писателю о кружке «орловских прогрессистов», собиравшихся в доме тётки М.А. Вилинской Е.П. Мордовиной  вокруг ссыльного участника Кирилло-Мефодиевского братства фольклориста А.В. Марковича. Этот кружок, куда входили И.В. Павлов, П.И. Якушкин, Н.К. фон Рутцен, М.А. Стахович, П.В. Киреевский, был заметным явлением в общественной жизни  губернского Орла. Тургенев, всегда тяготевший к центрам, «где кипела жизнь», конечно, не мог не заинтересоваться им. Продлись его ссылка долее, он, безусловно, перезнакомился бы со всеми членами этого кружка. Возможно, не без влияния рассказов Киреевского Тургенев снял себе квартиру в Орле на зиму 1852-1853 гг.2 Надо думать, Киреевский не скрыл от Тургенева обстоятельств замужества единственной женщины этого кружка – М.А. Вилинской. Ведь Киреевский способствовал её браку с А.В. Марковичем и даже предоставил молодым возможность венчаться в церкви его усадьбы в Киреевке.

Судя по воспоминаниям, брак этот со стороны девушки был, скорее всего, своего рода протестом против намерения тётки выдать её замуж за состоятельного Н.В. Ергольского. Замужество давало ей возможность выйти из-под родственной опеки и приобрести известную независимость.

В январе-июне следующего года Тургенев пишет повесть «Затишье», где чувствуется «малороссийский элемент» (её героиня – Мария Павловна – украинка, мастерски исполняет народные малороссийские песни). Сам Тургенев позднее говорил, что повесть является памятником симпатий автора к Украине.3 Представляется, что образ главной героини повести Марии Павловны, независимо от того, кто был её прообразом, складывался у Тургенева под впечатлением рассказов Киреевского об орловском кружке, о молодой украинской паре, о необыкновенной женщине, пошедшей наперекор воле родни. Кажется, героиня Тургенева позаимствовала у Марии Александровны (тоже Мария!) её молчаливую сдержанность, цельность натуры, любовь к украинской песне.

Личное знакомство с писательницей Марко Вовчком в 1859 году не разочаровывает Тургенева. Он проявляет к ней живой интерес. Они сразу сходятся на почве творчества: он берётся за перевод её произведений. Тургенев остро чувствует её обаяние, он увлечён, он заинтересован. Со свойственной ему пытливостью он стремится понять, что же за личность перед ним. Он с восторгом пишет о ней друзьям, аттестуя «очень милой, умной, хорошей женщиной, с поэтическим складом души».4

Вместе с тем, он вскоре открывает, что «ей не совсем легко жить на свете», что «она сама себя ест с ожесточением» (Письма, 4, 195). Писатель отдаёт должное силе её характера: «<…> она молчалива и упряма», – замечает он в письме Н.Я. Макарову от 22 мая (3 июня) 1860 г. и добавляет: «<…> что из этого выйдет – одному господу известно» (Письма, 4, 195).

Тургенев отдаёт себе отчёт в её недостатках: в её образовании есть пробелы, она слишком небрежна, ей не  достаёт воспитания (что, между прочим, сказывается в поведении её сына). Порой писателя ставит в тупик её забывчивость, расточительность, безответственность. Однако всё это, в конце концов, кажется незначительным в виду несомненных драгоценных качеств – её таланта, искренности, доброты.

Оставляя в стороне романную фабулу их отношений, вспомним, сколь настойчиво и бескорыстно Тургенев способствовал её образованию, формированию её писательского дара, становлению нового человека. Известно, как много делал Тургенев для того, чтобы устроить её сочинения в журналах, лично обращаясь к редакторам, занимался переводом её произведений на русский язык, рекомендуя её критикам в России и за рубежом. Он брал на себя заботу о материальном благополучии её семьи: ссужал её деньгами, руководил её  путешествиями по Европе, не гнушался оказывать мелкие услуги.

В известном смысле Тургенев берёт на себя труд руководить творческим поведением писательницы: «Это худо, что Вы мало работаете, а может быть, – оно и хорошо: значит, Вы набираете новых впечатлений. Читайте Гёте, Гомера, Шекспира – это лучше всего. Вы же теперь, должно быть, одолели немецкий язык», – пишет он ей за границу 6(18) января 1860 года. Он настаивает на том, чтобы она воспользовалась пребыванием в Европе, дабы пополнить своё образование. Он советует ей «обойти пешком Саксонскую Швейцарию», в другой раз просит «поклониться Дрезденской Мадонне», а в Риме – «смотреть во все глаза», учиться, «ходить по церквам и галереям», а «не млеть, сидя óбок <…> с приятелями» (Письма, 4, 295). Зная, что она увлечена польским языком, он предлагает вместе читать Мицкевича.

Впрочем, Тургенев далёк от снисхождения, когда речь идёт об оценке литературных произведений. Так, он откровенно пишет Марии Александровне, что её новая повесть «Червонный король» ему не понравилась; по его мнению, она «не додумана, язык её слишком небрежен и испещрён малороссиянизмами» (Письма, 4, 176). Для Тургенева не является тайной её страстное украинофильство, над которым он подтрунивает  и которое не идёт ей на пользу, как он думает. Он находит, что ей вредит «самоедство»; он желает ей быть свободной от самой себя – «это самая нужная свобода» (Письма, 4, 220). Кажется, он усматривает опасность для неё в самом её бунтарском характере, о чём он как будто намекает ей: «<…> все наши барышни вырастают в невежестве и во лжи. Они либо покоряются окружающей их атмосфере и выходит плохо – либо  возмущаются против неё, и выходит тоже нехорошо» (Письма, 4, 236).

И всё же, несмотря на положение учителя, как он говорит, «дядьки», в его ученице остаётся некая глубина, которая ставит его в тупик, заставляет признаться, что он «не может разобрать её». Он шутливо признаётся однажды: «Вы являетесь мне в виде тёмного Сфинкса…» Думается, М.А. Маркович занимала Тургенева-писателя  не меньше, чем Тургенева-мужчину и воспитателя.

Как известно, в романе «Отцы и дети» внешние приметы облика Марко Вовчка заимствует юная Катя Локтева. Некоторые черты характера, поведения Марии Александровны как будто сказались в образе княгини Р. в том же романе. Эта героиня столь же таинственно молчалива, непоследовательна, экстравагантна. Влюблённому в неё Павлу Петровичу она представляется Сфинксом. Независимость суждений, свободомыслие, столь характерное для писательницы, отличают и главную героиню «Отцов и детей» Анну Сергеевну Одинцову. Мы склонны согласиться и с мнением А. Звигильского, усмотревшего в образе Елены Стаховой (роман «Накануне»),  в её жизненной коллизии черты из жизни Марко Вовчка.5

Одним словом, образ женщины столь привлекавшей Тургенева в эти годы, неминуемо воплощается в его творчестве. Писатель пристально всматривается в него, пытаясь отыскать в его чертах тип женщины нового времени, претендующей на равноправные с мужчиной роль и положение в обществе, тип, который найдёт своё предельное для этого времени воплощение в романе Н.Г. Чернышевского «Что делать?».

Что касается другого её современника, знаменитого украинского поэта Т.Г. Шевченко (1814-1861), то он познакомился с писательницей заочно, вначале по прочтении её «Народных оповиданий», присланных ему П.А. Кулишом в Нижний Новгород, где он ожидал разрешения на выезд в столицу. Его, наверняка, заинтересовала восторженная аттестация автора книги; Кулиш писал ему: «Посмотришь, какие чудеса у нас творятся: даже камни начинают вопить! Да, как же это не чудо, чтобы русская превратилась в украинку, да такие рассказы сотворила, что хотя бы и тебе, дружище, пришлось в пору!»6 (Письмо от 26 ноября 1857 года. Здесь и далее в статье датировка приводится по старому стилю). Шевченко и вправду был воодушевлён прочитанным; он записал в дневнике: «Какое возвышенное прекрасное создание эта женщина! Необходимо будет ей написать письмо и благодарить за доставленную радость чтением её вдохновенной книги».7

Таким образом, почва для последующего сближения была подготовлена. Появление молодой украинской писательницы, близкой по духу и направлению, вселяло в поэта новые надежды. По приезде в Петербург Шевченко организует складчину среди петербургских поклонников украинской литературы. Посылает ей купленный «от всей громады» золотой браслет, а от себя он шлёт посвященное ей стихотворение «Сон». М.Г. Карташевская свидетельствует, что личному знакомству Шевченко с Марко Вовчком предшествовала «самая нежная переписка».8  К слову сказать, писательница очень дорожила упомянутым браслетом, что, впрочем, не мешало ей в трудную минуту его закладывать. Однако, она всегда заботилась о своевременном выкупе реликвии, или хотя бы уплате процентов.9 Прямых свидетельств личных встреч поэта с Марко Вовчком сохранилось немного. Правнук писательницы Б.Б. Лобач-Жученко выстроил хронологическую канву её жизни и творчества, что позволяет  судить о её встречах с приехавшим в Петербург Шевченко.10

О первой встрече, о дате личного знакомства свидетельствует стихотворение Шевченко, озаглавленное «Марко Вовчку. На память 24 генваря 1859». Именно эту дату поэт считал датой знакомства с Марией Александровной. Стихотворение проникнуто отеческой любовью и признательностью адресату. В нём преклонение поэта перед молодой женщиной, ставшей для него символом надежд на обновление:

 

Недавно за рекой Уралом

Скитаясь, небо я молил,

Чтоб наша правда не пропала,

Чтоб наше слово не смолкало;

И вымолил. Господь явил

Тебя нам, кроткого пророка

И обличителя жестоких

И ненасытных. Свет ты мой!

Моя ты зоренька святая!

Моя ты сила молодая!

Гори, сияй и надо мной!

 

Та же дата повторена и в посвящении ей первого после возвращения из ссылки издания «Кобзаря». На первой странице предназначенного ей экземпляра поэт сделал надпись: «Моей единственной дочери – Марусе Маркович. И родной и крёстный отец Тарас Шевченко».

Как известно, писательница посвятила ему свою поветь «Институтка», увидевшую свет почти одновременно с упомянутым изданием «Кобзаря».

Дарственная надпись на поэме «Неофиты», сделанная поэтом 3 апреля 1859 года, – свидетельство ещё одной встречи Шевченко с Марией Александровной. Характерно, что сюжет подаренной поэмы взят из времён римского императора Нерона, гонителя христиан. Примечательно, что поэт вновь обращается к молодой женщине как к своей дочери, преемнице, продолжательнице борьбы. В то же время Шевченко дарит писательнице свой портрет. В.О. Коннер-Вилинская в своих воспоминаниях писала: «У нас долгое время сберегался портрет Шевченко, который он сам сделал карандашом, с надписью: “Марии Александровне”».11

И.С. Тургенев в своих «Воспоминаниях о Шевченке» попытался объяснить причину столь исключительного отношения поэта к Марко Вовчку: он, как и остальные малороссы «съютившиеся тогда в Петербурге и восторгавшиеся её произведениями», приветствовал в них <…> – «литературное возрождение своего края».12

Личное общение двух близких духовно людей продолжалось недолго. Марко Вовчок собирается в длительное путешествие за границу. Шевченко ропщет: «Зачем?»  В то время как  началось объединение украинской интеллигенции, получившей возможность издавать свой журнал («Основа»), ей следовало бы остаться в Петербурге, на неё возлагают надежды… Однако Мария Александровна своих решений никогда не меняла. Кажется, она подсознательно чувствовала свою вину и даже своего рода предательство по отношению к нему, когда писала Д.С. Каменецкому, прося нанять для неё карету: «Мы едем прямо к Толстым, к Шевченко не заедем, на наших часах уже 35 минут 3-го».13 Должно быть, эта «невстреча» болью отозвалась в сердцах обоих. Общение, надеялась Мария Александровна, продолжится заочно, в последующей переписке.

Шевченко не может смириться с её отъездом. Он ещё надеется, что она уехала ненадолго: «Может, вы ещё вернётесь к нам? Хотя бы через год, то было бы хорошо», – пишет он ей 25 мая 1859 года. Марко Вовчок советует Шевченко самому подумать о поездке за границу: «Жить в Дрездене хорошо, тихо. Работа идёт быстро. Здесь за месяц больше сделаешь, чем где-нибудь за два. Вы не отказывайтесь, а подумайте» (Письма, 1, 50-51).

Её отъезд стал для поэта невосполнимой утратой. Она, по всей видимости, была в его глазах не только единомышленницей, но и нравственной опорой и надеждой, что его дело будет продолжено. С её отъездом надежда эта как будто угасла. Он не отвечает на её письма из-за границы. Марию Александровну всё это сильно беспокоит. Она просит петербургских друзей разъяснить недоумение; 8 марта 1861 года посылает письмо для Шевченко мужу, чтобы дошло до адресата наверняка; письмо дышит неподдельной заботой и нежностью: «Вы напишите мне словечко, коли время будет. Помните ли Вы, что Вы мой названный отец? Если взял имя, то берите и отцовские обязанности» (Письма, 1, 113). Интуитивно она знает, что случилось что-то плохое, возможно, непоправимое: «Чувствую, что вам не здоровится и вы болеете. Понимаю, что вы не бережёте себя и теперь сердитесь» (Письма, 1, 113).

Но все тревоги запоздали: поэта уже не было в живых. Письмо М.А. Маркович мужу – пронзительный документ, показывающий, сколь близок был ей Шевченко: «Я ни о чём думать не могу. Боже мой. Нет Шевченка. Что я с ним навек простилась – разве думали мы, прощаясь. Незадолго перед 26 февраля (день смерти поэта – А.Ч.) он мне приснился… Теперь у меня душа болит, я никогда не увижу его. <…>  Ни о чём больше не буду говорить сегодня – я хочу плакать»  (Письма, 1, 116).

Она спешит заполучить завещанное ей поэтом, чтобы иметь при себе какую-то его материальную частицу: его портрет, где он был молодым, Евангелие, которое было при нём в ссылке. Она долго, ревниво сохраняет все реликвии для себя, как бы оберегая от праздного любопытства посторонних. Оставалась непоколебимой, отказываясь писать воспоминания о Шевченко, как будто сама боялась дотрагиваться до того, что свято. Вообще, она полагала, что касаться живой биографии можно не раньше, чем человек сойдёт в могилу и могила трижды травой порастёт.

Тем не менее, в 1875 года она послала А.А. Руссову, готовившему пражское издание «Кобзаря», экземпляр «Неофитов», подаренный ей автором. Позднее заботилась о публикации находившихся у неё автографов поэта. В 1899 году М. Маркович передала в редакцию журнала «Киевская старина» сборник украинских песен и копию портрета Шевченко: «Потрет Т.Г. Шевченко во весь рост не появлялся, сколько я знаю, в печати, и, по-моему, лучший из всех изданных», – писала она Л.С. Личкову, сотруднику «Киевской старины» (Письма, 2, 367). Она желала таким образом способствовать «усилению средств» Киевского общества грамотности. Копию с портрета Марко Вовчок предполагала выслать существовавшему в Петербурге Обществу имени Шевченко  и в редакцию журнала «Былое».

В 1906 году писательница побывала в Киеве, где встретилась с редакцией «Киевской старины». Она оставила для публикации в журнале украинскую сказку «Чортова пригода» с лаконичным посвящением: «Т.Г. Шевченко». С её разрешения сказка была напечатана с небольшим предисловием, в котором Марко Вовчок рассказала историю её появления. Незадолго до отъезда Марии Александровны за границу Шевченко настоятельно просил её заняться обработкой украинских народных сказок. Выполняя пожелание поэта и данное ему слово, она сделала обработку нескольких народных сказок. «Чортова пригода» – одна из них. Незамысловатый сюжет сказочки, повествующий о встрече мужика с чёртом (в издании сочинений Марко Вовчка имеется её публикация лишь на украинском языке), богат искромётным малороссийским юмором, своеобразной народной мудростью. Вот лишь некоторые поговорки, украшающие сказку: «Бросьте горе о землю», «Печаль сорочки не даёт», «Не всё пасмурно, солнце появится»,  «Что сварил, то и лопай», «Если  хочешь избавиться от приятеля, накорми его голодного».

Трогательна и память, и верность Марии Александровны названному отцу. Конечно, на роль «кроткого пророка», которую приписывал ей поэт, она вряд ли подходила, но, безусловно, озарила обаянием своей личности последние годы его нелёгкой жизни.

 

Примечания

  1. Воспоминания Е.Ф. Юнге. М., 1914.  С. 286-287.
  2. Балыкова Л.А. Тургенев и Надежда Шеншина. Биографический контекст. Тургеневский ежегодник 2008-2009 г. Орёл, 2010. С. 97-108. Автор приносит благодарность Л.А. Балыковой за указанные ею сведения, относящиеся к периоду ссылки Тургенева.
  3. Драгоманов М. Воспоминания о знакомстве с И.С. Тургеневым. В кн.: Письма К.Д. Кавелина к И.С. Тургеневу и Герцену. Женева, 1902. С. 223.
  4. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Изд. 2-е. Письма. Т.4. М., 1980. С. 211. Далее сноски на это издание даются в скобках, в тексте – с указанием тома и страницы арабскими цифрами.
  5. Звигильский А. И.С. Тургенев и Марко Вовчок // Тургеневский ежегодник 2008-2009 года. Орёл, 2010. С. 89-97.
  6. Листи до Т.Г. Шевченко. К., 1962. C. 111.
  7. Шевченко Т. Полн. собр. соч. в 6 т. Т. 5. К., 1963-1964. С. 202.
  8. Цит. по: Лобач-Жученко Б.Б. О Марко Вовчок. К., 1987. С. 70.
  9. Листи Марка Вовчка в 2 т. Т. 1. К., 1983-1984. С. 132. Далее ссылки на это издание даются в скобках с указанием тома и страницы арабскими цифрами.
  10. Лобач-Жученко Б.Б. О Марко Вовчок. К., 1987.
  11. Цит. по: Лобач-Жученко Б.Б. О Марко Вовчок. К., 1987. С. 66.
  12. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Соч. в 12 т. Т. 11. М., 1983. С. 187.
  13. Цит. по: Лобач-Жученко Б.Б. О Марко Вовчок. К., 1987. С. 72.

 

* Обыкновенного (франц.).