Московские трактиры.
В. Гиляровский, знакомя нас с жизнью Москвы XIX – начала XX века пишет, что «Столичная интеллигенция предпочитала французские рестораны, а простой народ и местная молодежь посещали трактиры».
Однако, в мемуарах Б. К. Зайцева, мы можем встретить воспоминания о дружбе писателя с театральным критиком, режиссером и драматургом Петром Михайловичем Ярцевым (1871-1930), и интересно отметить, что встречались «представители интеллигенции» именно в трактире.
Старейшими чисто русскими трактирами в Москве еще с первой половины прошлого столетия были три трактира: «Саратов», Гурина и Егорова. У последнего их было два: один в своем собственном доме, в Охотном ряду, а другой в доме миллионера Патрикеева, на углу Воскресенской и Театральной площадей.
«… Потом под икру ачуевскую, потом под зернистую с крошечным расстегаем из налимьих печенок, по рюмке сперва белой холодной смирновки со льдом, а потом ее же, подкрашенной пикончиком, выпили английской под мозги и зубровки под салат оливье…
После каждой рюмки тарелочки из-под закуски сменялись новыми…
Кузьма резал дымящийся окорок, подручные черпали серебряными ложками зернистую икру и раскладывали по тарелочкам. Розовая семга сменялась янтарным балыком… Выпили по стопке эля «для осадки». Постепенно закуски исчезали, и на месте их засверкали дорогого фарфора тарелки и серебро ложек и вилок, а на соседнем столе курилась селянка и розовели круглые расстегаи.
– Селяночки-с!…».
Гиляровский передает атмосферу, краски, запахи, художественно воссоздает все детали трактира.
Кабак и трактир, эти названия мы часто встречаем в литературе. В чем же их различие. Оказывается, отличие в том, что в трактирах преимущественно ели, а в кабаках – пили. Чаще всего трактиры (от немецкого глагола «traktieren» – «угощать») открывали на основе постоялых дворов. Причем, собственниками были иностранцы. Простой люд посещал харчевни – трактиры низшего разряда с дешевой простой едой и выпивкой. Зажиточные горожане выбирали более роскошные трактиры с «оркестрионом» – механическим органом, имитировавшим игру целого оркестра. Кабаки предназначались для небогатых людей: духовенство и бояре пили у себя дома. В XIX веке многие трактиры превратились в рестораны. На первый взгляд, отличий было немного: упор на иностранную кухню и живая музыка. Но со временем границы стали размываться, и уже даже знатоки не всегда могли сказать точно, где они – в трактире или в ресторане.
Борис Константинович Зайцев и Петр Михайлович Ярцев часто встречались.
«Мы встречались в это время часто. Ездил он и ко мне в деревню. Любил землю нашу, сено, ржи, яблоки, телеги и березы, дрожки, мягкий пейзаж средней России. Мы гуляли довольно много и в Москве, тогда еще мирно-благодатной. Помню, он водил меня в трактир Егорова в Охотном ряду – примечательность московская, о которой не имел я понятия. Невзрачный двухэтажный дом рядом с «Континенталем». Внизу извозчичий трактир, во втором этаже «купецкий». Сюда сходились с раннего утра чаевничать охотнорядцы. В невысокой комнате столики, сидят распаренные купцы, пьют чай (тоже с шести утра! – в десять вечера все закрывалось). В клетках канарейки. Ярославцы и владимирцы в белом, бойко разносят подносы с чайниками, кипятком и стаканами, чудными калачами, баранками. Днем можно обедать. Тут главная приманка Егорова – удивительнейшие осетры, балыки, расстегаи, рыбные солянки – все это на грязноватых скатертях, с колченогими вилками к приборам, с деревянными солонками, но качеством не уступая первоклассным «Эрмитажам», «Прагам».
Трактир Егoрова любил Островский. Мы и обедали в комнате Островского – боковой, с камином, вечно пылавшим, с особыми канарейками, потертыми диванчиками красного бархата и большой, потемневшей картиной во всю стену, если не ошибаюсь, что-то китайское на ней изображалось .
… Тепло, пахнет ухой, поддевками, синеватый туман, дрова трещат; благообразный немолодой владимирец в белом переднике, вкуснее говорящий по-русски, чем та осетрина, которую только что поставил, подает нам шкалик «Ерофеича»; кроме егоровского трактира, не было по Москве нигде этого «Ерофеича» – николаевских времен водки, настоянной на травах. И на потертом диванчике мы сидим … сколько и о чем, можно наговориться с Петром Михайлычем, когда он в духе, в ударе – в обстановке, ему нравящейся!».
И вправду, для многих москвичей трактир тоже был «первой вещью». Он заменял и «биржу для коммерсантов, делавших за чашкой тысячные сделки, и столовую для одиноких, и часы отдыха в дружеской беседе для всякого люда, и место деловых свиданий, и разгул для всех – от миллионера до босяка».
