Вопрос взаимоотношений с окружающими его людьми, человеческой дружбы был для Пришвина одним из важнейших. Этот вопрос его самого всегда волновал какой-то неразрешенностью. Об этом он часто писал в своих дневниках: «Сегодня Л. обратила мое внимание на то, что за всю долгую жизнь не было у меня ни одного друга при большом разнообразии встреч. И еще замечательно, что эта моя мечта о друге через мое слово создала множество друзей моих – читателей…». Пришвин действительно долгие годы страдал от отсутствия понимающего друга. Он был одержим своим призванием, напряженно искал что-то насущнейшее и благополучным устойчивым людям был тягостен; он и сам понимал, что «им не хотелось с ним таким возиться». «У меня друзей не было, — признавался писатель, — зато к каждому я стремился как к другу… Моя природа есть поэтическое чувство друга».

            Но в последние годы, в Дунине, у писателя появляется много друзей-единомышленников и он понимает, что его отношения с людьми и миром изменились. Одним из таких близких по духу людей для него стал известный ученый-физик, лауреат Нобелевской премии П.Л. Капица. Их общение было диалогом глубоко расположенных друг к другу на первый взгляд разных людей – Ученого и Художника.

            Пришвин и Капица познакомились 8 июля 1949 года. Незадолго до этого П.Л. Капица из-за несогласия со Сталиным был отстранен от работы в Институте физических проблем. Он организовал лабораторию у себя на даче на Николиной горе, где с успехом продолжал физические исследования.  В своем дневнике Пришвин называл академика Капицу «опальным боярином советской власти». Живя в деревне, Пришвин и Капица часто бывали друг у друга в гостях: «Возможно, положение ученого в таком необычно состоянии сначала и заинтересовало Пришвина, — вспоминает Петр Леонидович. Но даже если наше знакомство началось у Михаила Михайловича с простого любопытства, то оно продолжалось уже как дружба. Оказалось, что нам было интересно беседовать и обсуждать окружающую нас жизнь, природу, людей, социальные процессы и основное, что интересовало Михаила Михайловича, философско-этические проблемы человеческого общества».

             После смерти Сталина и ареста Берии Капица получил возможность вернуться к работе в Институте физических проблем, прерванной на семь лет. Но их дружба и общение продолжались вплоть до кончины писателя в 1954 году. Накануне смерти Пришвина Петр Леонидович с супругой были у него в гостях в московской квартире: «Я знал, что Михаил Михайлович неизлечимо болен, — писал Капица, — но в тот вечер он был, как обычно, разговорчив, говорил о музыке, которую очень любил, он приобрел патефон с только что поступившими в продажу долгоиграющими пластинками, и мы слушали классическую музыку. Смотрели только что выпущенные в Англии книги с переводами на английский рассказов и повестей Михаила Михайловича. Был ужин, распили бутылку сухого вина. Необычайным было в тот вечер только одно, — когда Михаил Михайлович провожал, то в прихожей, где перед расставанием, как всегда бывает, возникают самые интересные разговоры, он сел на стул. На следующее утро Валерия Дмитриевна нам по телефону сообщила, что Михаил Михайлович скончался».

            Пришвин очень ценил человеческие качества Петра Леонидовича Капицы, его твердость и преданность своему делу, мужество в противостоянии власти, его интерес ко всему окружающему и достоинство, которое чувствовали все окружающие его люди. Он писал: «Всю жизнь слышал «честь» и ни разу не задумался: что это? А сейчас борьбу Капицы и свою борьбу понимаю как борьбу именно за честь и, значит, честь – это свое личное достоинство, без которого человек превращается в государственную тряпку». В свою очередь академик Капица всегда с большим уважением отзывался о писателе: «Пришвин – философ по складу мышления, но это не мешает ему всегда быть и художником: он видит явления в полноте, глубине и законченности».

 Сам ученый Капица так и остался аналитиком, теоретиком, «Физиком», как его называл в своих дневниках Пришвин, имея в виду определенный тип мышления, тоже всеобъемлющий и глубокий. В их отношениях столкнулись два способа познания мира, два подхода – образный и логический, и это не разделяло их, а напротив, притягивало друг к другу, поддерживало их взаимный друг к другу интерес.