Л.Д. Затуловская, хранитель рукописно-документального фонда ОГЛМТ.
Среди архивных документов, пополнивших коллекцию Бунина в ОГЛМТ в 1980 году есть небольшой фрагмент рукописи И.А. Бунина, если быть точнее, ее правый нижний угол с датированным 4-5 декабря 1916 года отрывочным текстом, густо правленным рукой автора и довольно неразборчиво написанным. Долгое время этот маленький обрывок не давал покоя и возвращал к себе. Что за рукопись осталась без фрагмента окончания и без датировки Бунина, где она? Пока, на первых порах, одно было несомненно – это не письмо и не документ, это часть художественного произведения.
Собственно, написанная автором дата изначально определила путь расследования. Для начала надо было уточнить, где писатель находился и что он делал в декабре 1916 года .
Известно, что с 25 мая до конца 1916 года Иван Алексеевич жил, правда не безвыездно, в с. Глотово Елецкого уезда, тогда еще Орловской губернии, в доме своей двоюродной сестры С.Н. Пушешниковой (урожд. Буниной). Шла первая мировая война, эмоциональное состояние Бунина было тяжелым. В дневниковых записях от 27 декабря он жаловался на «душевную и умственная тупость, слабость, литературное бесплодие»: «Уж как давно я великий мученик, нечто вроде человека, сходящего с ума от импотенции. Смертельно устал <…> – и все не сдаюсь. Должно быть, большую роль сыграла тут война <…>»[1]. А через два дня опять сетовал: «Писать не о чем, не о чем!»[2]
Несмотря на жалобы и ощущение творческого бессилия, в это время И.А. Бунин создает целый ряд блестящих рассказов: «Адам Соколович», опубликованный в самом начале 1917 г. в сборнике «Слово» под названием «Петлистые уши»; «Старуха», о котором Н.А. Пушешников, племянник писателя, упомянул в дневнике, и который так же первоначально имел другое заглавие – «Святки», еще два – «Пост» и «Третьи петухи». Не так уж и мало за 3 месяца! И ведь все это – небольшие шедевры. Требователен же был к себе Иван Алексеевич!
А упоминал ли он сам в каких-то источниках о своей литературной работе в указанные на фрагменте даты?
Но обращение к дневнику Бунина не дало ожидаемого ответа на вопрос: что именно он писал именно 4–5 декабря 1916 г. Есть запись от 4 декабря: «Четыре с половиной часа. Зажег лампу. За окнами все посинело. Точно вставлены какие-то сказочные зелено-синие стекла. Вчера прекрасный морозный вечер. Кривоногие китайцы коробейники называли меня «дядя»[3].
И всё! Никакого намека на творческую работу…
Таким образом, поиск продолжался. Теперь предстояло прочесть трудно разбираемый текст фрагмента. Сам Бунин, опять-таки в дневниковых записях этого периода, признавался: «Мой почерк истинное наказание для меня. Как тяжко и безобразно ковыряю пером. И всегда так было – лишь иногда немного иначе, легче»[4]
Действительно, почерк Бунина чрезвычайно отражает его эмоциональное состояние и очень трудночитаем, когда писатель в душевном тупике…
После сравнения отдельных букв с уже прочтенными рукописями Бунина, подключив интуицию, удалось разобрать обрывки фраз: «… никам того / …моя душа горькой / … земная жизнь, тобой /… новый день темным и /… веки веков благословенно <наше> земное (далее – зачеркнуто) … <трудный (?)> /…ника, благослови его».[5]
Так как мы имеем перечень рассказов Бунина, над которыми он работал в Глотове, оставалось взять их тексты и посмотреть на заключительные их строки. Простое сличение показало, что этот фрагмент является заключением рукописи рассказа-притчи «Третьи петухи» о Фоме-угоднике, спасшем разбойников от гнева Господня. Вот он (жирым шрифтом выделен текст фрагмента рукописи):
«Как подумал я, что не слыхать больше разбойникам того радостного предутреннего голоса, восскорбела моя душа горькой нежностью.
Ей, господи! Сладка земная жизнь, тобой данная.
Ради одного этого голоса, новый день, новый путь темным и злым людям обещающего, будь во веки веков благословенно земное рождение!
И прощает господь Фому-угодника».
В коллекции музея имеется два листа с вариантами этого рассказа. Но они полные, без утрат.
Где теперь находится рукопись, утратившая дату и часть последнего абзаца?! Бог весть? Может быть хранится в запасниках другого архива, может быть сей лист безвозвратно порван автором, а фрагмент случайно остался «в живых», а может быть, бесценный автограф был уничтожен при попадании бомбы в дом, где хранился в годы войны архив Буниных…
Возможно, мы когда- нибудь и найдем ее затерявшийся след…
[1] «Устами Буниных». Т. 1. – Франкфурт – на Майне: Посев, 1977 г., с. 157
[2] Здесь же, с. 158.
[3] Здесь же, с. 157
[4] Здесь же, с. 157.
[5] Знак «/» — обозначает разбивку на строки