… Я хочу быть с тобой и сейчас, и после жизни, ты мой Бог, и я достойна подвенечной вуали, ты слышишь!
— Я не могу сделать больно своей жене, давай поговорим позже…
— Ты делаешь больно мне.
— Оставим все как есть, умоляю тебя. С завтрашнего дня будем встречаться чаще, мне удалось снять комнату возле вокзала, люблю тебя, мой ангел (диалог-реконструкция).
Этот диалог — совсем не из современной мелодрамы, он уносит нас к гулкому перестуку копыт лошадей, мчащих крытые кареты по Питерской мостовой, звону колоколов и рождающемуся хмурому, обреченному утру. Таких рассветов будет немало, и длиться они будут долгих четырнадцать лет.
Фотопортрет Елены Александровны Денисьевой либо просто малоудачен, либо действительно наполнен какой- то темной негативной энергетикой, безнадежной, тянущей, как фосфорицирующее болото, болезненной как петербургские трущобы Достоевского. Юная нимфа Амалия со здоровым румянцем, и « веселой беспечностью», открывающая список немецких муз, дарит Теодору заряд поэтической силы и жизнелюбия. Элеонора фон Ботмер залечивает «боль не закрывшихся ран» поэта, сочетая в себе черты и нежной жены и чего-то неуловимо материнского. Защищает от пронизывающего ветра жизненных невзгод и вдохновляет точеной красотой навсегда верная Эрнестина. Всем им, кроме Елены, Федор Иванович готов сказать «да», прямо глядя в глаза священника, и нежно поправить скользящую у лба подвенечную вуаль.
« Партнер» — так нейтрально именуется Елена Денисьева в Википедии, заканчивая список семейных отношений поэта. Термин « любовница» литераторы стараются избегать. Хранила безмолвие и сама влиятельная Эрнестина, ведь слишком хрупки лепестки засушенных в гербарии роз, так не любящих, чтобы их ворошили. То была даже не aduIterium в цивилистическом понимании, ибо отношения с Еленой были не временными и случайными. Скорее, здесь прослеживается так называемый конкубинат. Именно так определяли античные традиции наличие у мужчины еще одной, постоянной женщины, помимо законной жены, хотя дети ее были незаконнорожденными. Творцы права, сами, будучи мужчинами, пытались, как то оправдать вечную во все времена склонность мужчин к полигамным началам.
Матрицей существования человеческого общества является его внутренняя саморегуляция правовыми и социальными мононормами. Во вторые входят такие понятия, как мораль, традиции, религия, представления о добре и зле. И, если первые еще можно как-то обойти, то нарушение вторых неумолимо начинает процесс распада человеческой души, подобно кариесу, исподволь тихо убивающему плоть.
О том, какие внутренние барьеры, помимо внешних запретов, в то время преодолевали девушки, осмелившиеся на добрачную связь и отношения, свидетельствует эпизод из воспоминании смолянки Е. В. Водовозовой . Это предостережение-угроза дяди Е .В. Водовозовой в ее адрес, когда ее старшего брата, навестившего ее в Смольном, классная дама приняла за постороннего, друга младшего, которого она знала в лицо : « Но если в твою головенку когда-нибудь заползет дикое и пошлое желание на самом деле поцеловать чужого мужчину, в чем тебя заподозрила мадам Тюфяева, потому что у тебя чертики бегают в глазах…берегись! Тогда тебя не придется исключать из института. ( При этом он страшно расширил глаза). Я в ту же минуту явлюсь сюда и своими руками…своими собственными руками оторву тебе голову…задушу, убью». Подобные сцены на данную тематику — далеко не единственные в описании тогдашних нравов.
Ничего не смог в утешение призвавшему его и страдающему в опустевшей квартире Тютчеву сказать и Афанасий Фет. Сам переживший потерю, и знающий тысячи оттенков слов, случайно ли? Его любовь — была чистой и романтичной связью двух душ, Мария – ангелом, незапятнанной белой розой, погибшей на рассвете своего утра, любовь же его друга – плотской, вожделеющей, эгоистичной, некрасиво деформированной в треугольник, тянущей во тьму.
Отнесшая все свои украшения в церковь, Елена грубо нарушает две важнейшие из семи христианских заповедей (« Не прелюбодействуй» и « не сотвори себе кумира», называя возлюбленного Боженькой). Она делает несчастной свою тетю, своих детей, обрекая их на недоразумения и унижения как незаконнорожденных.
И тогда неумолимая бездна начинает всматриваться уже — в нее.
Научный сотрудник Музея писателей-орловцев Конышева В.Е.
