Тургенев и журнал «Русская беседа»: попытка сближения.

Тургенев и журнал «Русская беседа»: попытка сближения.

Л.А. Балыкова

(По материалам мемориальной библиотеки писателя)

 

В книжном собрании И.С. Тургенева1 сохранились номера славянофильского журнала «Русская беседа» за 1858 г. – всего 7 выпусков; вероятно, были и другие, те, которые читались писателем во время его бесконечных скитаний тех лет, но о них ничего не известно.

Начало создания «Русской беседы» недаром совпало с началом нового царствования. Попытки издавать «свой журнал», предпринимавшиеся «славянами» при Николае I, заканчивались неудачей, и «Русская беседа» явилась долгожданной возможностью высказать читающей публике свои мысли по вопросам русской жизни. По свидетельству издателя-редактора «Русской беседы» А.И. Кошелева, издание журнала «всегда составляло… самую любимую, самую пламенную мечту» этого кружка.2 Идейным вдохновителем предприятия был А.С. Хомяков. Поддерживавшие его А.И. Кошелев и Ю.Ф. Самарин образовали «тройственный союз», собрав вокруг себя «самых ярых представителей славянофильского направления: отца и сыновей Аксаковых, братьев И.В. и П.В. Киреевских, Н.П. Гилярова-Платонова, кн. В.А. Черкасского» и др.3 Журнал решили издавать вскладчину, однако финансовое участие А.И. Кошелева было решающим.

В феврале 1856 г. затруднения с разрешением нового журнала были преодолены, но первая его книжка появилась лишь в апреле. Тургенев, знавший о готовившемся издании и о связанных с ним сложностях, с нетерпением ждал выхода в свет первого номера: «Что же скажет “Русская беседа” – если только получится на неё разрешение», – писал он С.Т. Аксакову 22 января/3 февраля 1856 г.

Первая книжка журнала открывалась предисловием Хомякова. Там же были помещены статьи: «О народности в науке» Ю.Ф. Самарина, «Критика на “Обзор исторического развития сельской общины в России” (соч. Чичерина)», «О русском воззрении» и др. Этот номер был прочитан Тургеневым; его внимание, прежде всего, должна была привлечь статья Самарина, вызвавшая серьезную полемику в журналах.

Желая поддержать «Русскую беседу», Тургенев 5/17 мая 1856 г. обращается к Некрасову с просьбой отрекомендовать читателям новый журнал на страницах «Современника» «потеплее», что тот не преминул сделать. Отправляясь в заграничное путешествие, писатель обещал С.Т. Аксакову непременно достать в Париже № 2 «Русской беседы», где был напечатан отрывок из его «Семейной хроники» («Молодые в Багрове»), который он слышал весной в Москве.4

Он надеялся также прочесть публикацию «Литературных и театральных воспоминаний» С.Т. Аксакова. Судя по всему, живя в Париже, он заимствовал номера «Русской беседы» у кн. Н.И. Трубецкого, которому это издание доставляли.

Тургенева интересует все, что имеет отношение к становлению нового журнала: финансовые дела, наиболее интересные публикации, суждения читателей и критики, число подписчиков. В письмах из-за границы он неизменно запрашивает мнение о первых выпусках «Русской беседы» своих корреспондентов в России – С.Т. Аксакова, П.В. Анненкова, В.П. Боткина, М.Н. Лонгинова, А.Н. Островского, кн. В.А. Черкасского.

Внимание публики к новому журналу подогревается вспыхнувшей вокруг его программных статей полемикой. Инициатором выступил только начавший тогда выходить журнал «Русский вестник», позиционировавший себя как «западнический». Возникшая между ними полемика «о народности в науке» выявила коренные разногласия во взглядах оппонентов. Тургенев следит за спором давних соперников, сравнивает уровень двух изданий. «<…> какое место в глазах публики занимает “Русская беседа” – сравнительно с “Русским вестником” – и что поделывает русское воззрение?» – спрашивает он М.Н. Лонгинова в письме от 7/19 ноября 1856 г., намекая на программные статьи славянофилов. Его обнадеживают первые отзывы друзей. В.П. Боткин указывает ему наиболее интересные публикации: статью И.В. Киреевского «О необходимости и возможности новых начал философии» в № 2 журнала за 1856 г., в № 3 – статью А.А. Григорьева «О правде и искренности в искусстве». Критик находит в этих статьях «много дельного и справедливого». П.В. Анненков в письме к Тургеневу признается: «“Русская беседа” доставляет мне наслаждение. Только в молодых литературах могут быть такие оригинальные, превосходные, дикие и дельные вместе книги».5

Впрочем, М.Н. Лонгинов в своем суждении о новом журнале отрицательно категоричен: «Что же касается до “Беседы”, то она и её направление убиты наповал в общем мнении<…>, несостоятельность славянофильства и его сподвижников совершенно обнаружилась, когда им сделалось вольготно  писать, и они сами не сумели высказать (как и должно было ожидать), что такое русское воззрение?» (цит. по: Письма, III, 464). Речь идет об одном из главных положений идеологии славянофилов – принципе народности, продекларированном в программной статье, опубликованной 3 марта 1856 г. в газете «Московские ведомости» и предвосхитившей выход в свет 1-го номера «Русской беседы»: «… единственная почва для самобытного и полного развития всякого народа есть, конечно, его народность, т.е. совокупность его умственных, нравственных и жизненных сил, которая составляет его нравственную личность» (Моск Вед, 1856, № 27, 3 марта). Публикация статьи (её автором был А.И. Кошелев) стала отправной точкой в полемике о так называемом «русском воззрении». Главным оппонентом «славян» выступил тогда редактор «Русского вестника» М.Н. Катков. Поначалу благожелательно встретивший появление «Русской беседы», он отрицательно отнесся к теории народности в науке, аттестовав её авторов «литературными недорослями».6

Тургенева не обошли стороной эти споры, в которых он нередко принимал непосредственное участие. По воспоминаниям В.С. Аксаковой, одно из таких словопрений произошло 25 января 1855 г. в Абрамцеве, подмосковной усадьбе Аксаковых. Тургенев, Хомяков и К. Аксаков «до часу ночи спорили о России и русском человеке».7 Полагают, что этот спор в известной мере послужил отправной точкой для статьи Хомякова «Разговор в Подмосковной» (опубл. без подписи: Рус Беседа, 1856, Т. II отд. V: Смесь. С. 107-138). В очерке славянофильскую позицию представляет Тульнев, alter  ego Хомякова. Оппонент Тульнева в споре, Запутин, по мнению исследовавшего этот сюжет А.М. Пентковского, отнюдь не является литературным воплощением Тургенева и не представляет собою обобщающий образ представителя западнического направления. Он – «один из своих», и самая дискуссия Тульнева и Запутина зафиксировала разногласия внутри «домашнего кружка славянофилов».8

Однако следует заметить, что именно в этот период Тургенев в наибольшей степени сближается с кружком славянофилов, симпатизирует многим из них лично, с несомненным уважением относится к их идеологу Хомякову, близко сходится с семейством Аксаковых, особенно с его главой С.Т. Аксаковым. Ещё в декабре 1851 г. он писал И.С. Аксакову: «Наши мнения могут во многом расходиться (хотя, признаюсь, с Вами я бы затруднился сказать, именно в чем), но мы настолько сочувствуем друг другу, что дальнейшие изъяснения излишни» (Письма, II, 36).

Так что писатель мог тогда вполне восприниматься в кругу «славян» одним из «своих». Это люди одного времени, одной школы, они говорят на одном языке, их волнует и сближает одно – судьба России. И аргументация Запутина в очерке Хомякова в иных пунктах не противоречит высказываниям Тургенева.

Разъясняя в «Разговоре в Подмосковной» «русские воззрения на науки и искусства», Хомяков противопоставляет два взгляда на этот предмет: национальный и общечеловеческий. Соответственно, в полемике Тульнев представляет первый, Запутин пытается защитить второй.

В отличие от Тульнева, призывающего изучать, спасать «дорогие следы прежней жизни, заветы прекрасной старины»,9 Запутин считает, что «народность крепкая не требует подпоры, а слабой не подопрешь, и кокетничать с нею не для чего».10  Заявление, вполне совпадающее с мыслями Тургенева, высказанными им, например, в «Литературных и житейских воспоминаниях»: «Неужели же мы так мало самобытны, так слабы, что должны бояться всякого постороннего влияния и с детским ужасом отмахиваться от него, как бы он нас не испортил? Я этого не полагаю: я полагаю, напротив, что нас хоть в семи водах мой, – нашей, русской сути из нас не вывести» (XIV, 10). Задолго до того, признаваясь в любви к родной старине, он выражает убеждение, что любить её надо «не фантастически вычурною, старческою любовью», но изучать её «в живой связи с действительностью, с нашими настоящим и нашим будущим» (I, 271).

По мнению Тульнева, малая доля России в достижениях цивилизации имеет причиной порок национальной элиты, которую он обвиняет в «безнародности» (т.е. беспочвенности), в слепом подражании Западу. Запутин, как будто склонный с этим согласиться, все же считает бóльшим злом невежество народа: «<…> учения у нас мало. <…> Вы говорите русскому народу, чтобы он сохранял народность; а ему просто надобно говорить: учись!» – убеждает он Тульнева.11 Что вполне согласуется с позицией и жизненной практикой Тургенева, неустанно радевшего о просвещении народа. Что касается подражательности, писатель не считал её причиной всех зол, скорее видел в ней болезнь роста.

Тульнев утверждает, что именно страсть к подражательству лишает нас силы к творчеству: «Мы всегда догоняем и никогда не догоним просто потому, что всегда ступаем в чужой след <…> Скажите мне хоть одну теорию, одну мысль, один отрывок учения, которым мы обогатили европейскую образованность?» – вопрошает он.12 Любопытно, что последний аргумент, вырванный из контекста, использует в споре с Лаврецким «западник» Паншин в XXXIII главе романа «Дворянское гнездо»: «Россия, – говорил он, –  отстала от Европы; нужно догонять её. <…> да и притом у нас изобретательности нет; сам Х<омяков> признается в том, что мы даже мышеловки не выдумали. Следовательно, мы поневоле должны заимствовать у других» (VII, 231). Можно думать, что упоминание имени Хомякова в споре героев Тургенева не случайно. Эпизод романа в этой связи позволительно рассматривать как своего рода реминисценцию «Разговора в Подмосковной», появившегося на страницах «Русской беседы»

Ещё одним пунктом расхождения полемистов в статье Хомякова является вúдение места России  в просвещенном мире. В то время как Запутин высказывает мысль о принадлежности России всему человечеству и, прежде всего, цивилизованной Европе, Тульнев настаивает на особом положении страны между Востоком и Западом. Хомяков, если и использует в этой части какие-то аргументы Тургенева, то в полемических целях делает это нарочито огрубленно. Тургенев, всегда считавший Россию неотъемлемой, родственной частью Европы, признавал её яркую самобытность, находил космополитизм бесплодным и пагубным явлением. Он полагал, что «русский гораздо меньше индивидуалист, чем западный европеец», что «нравственность у нас другая», что «у нас больше общественного чувства, развившегося на почве русской общины».13

Заметим, что спор о России и Западе находит разнообразное воплощение на страницах романа «Дворянское гнездо», задуманного в 1856 г. Эта полемика приобретает открытый характер в романе, характер словесной дуэли в споре Лаврецкого с Паншиным. Здесь предельно шаржирована позиция «западника» Паншина, слепо преклоняющегося перед Европой, готового копировать её во всем, не останавливаясь перед грубой ломкой национальных традиций. В споре с Паншиным окончательно формулируется позиция главного героя: с юности усвоенные им идеалы прогресса, человечности приобретают конкретные национальные черты, задачу жертвенного служения своему народу. Лаврецкий в пространстве романа проходит путь от абстрактно-гуманистических идеалов к утверждению конкретной деятельности по преобразованию родины. Как известно, сам Тургенев в это время убежден в том, что в наступивший исторический момент каждый «должен сидеть на своем гнезде»; он проводит необходимые реформы в своих имениях в преддверии крестьянской реформы.14

Сюжетную перекличку «Разговора в Подмосковной» и «Дворянского гнезда» можно усмотреть в финале статьи Хомякова и в окончании указанной главы романа Тургенева, где свидетельницы спора принимают сторону героя, высказывающего славянофильские убеждения. У Хомякова признание доводов Тульнева является венцом и последним аргументом в споре: «Слава богу, хоть мы и сильно с толка сбились и всё ещё сбиваемся, да сердце женщины спасет ум мужчины»,15 – утверждается Тульев в своих мыслях, ободрённый признанием со стороны дам. В романе Тургенева Лиза и Марфа Тимофеевна радуются победе Лаврецкого над Паншиным: «Лиза не вымолвила ни слова в течение спора <…>, но внимательно следила за ним и вся была на стороне Лаврецкого <…> оба они поняли, что тесно сошлись в этот вечер, поняли, что любят и не любят одно и  то же» (VII, 239-234).

Роман Тургенева, как известно, отобразил момент наибольшего сближения позиций автора с идеями славянофилов. Конкретные пункты полемики «славян» с «западником» Тургеневым, думается, можно проследить как в его романе, так и в «Разговоре в Подмосковной» Хомякова.

В этот период Тургенев не только с живым интересом следит за публикациями «Русской беседы», он не исключает возможности своего участия в журнале.

Писателя вряд ли оставила равнодушным затея редакции издавать Прибавление  к «Русской беседе» – книжки под названием «Сельское благоустройство», посвящённое «делу  освобождения крестьян от крепостной зависимости».16 Хотя следов этого издания в мемориальной библиотеке Тургенева не обнаружено, можно думать, что он, будучи автором программы журнала «Хозяйственный указатель» (1857), не только знал о его существовании, но успел познакомиться с его публикациями.

Внимание писателя к «Русской беседе» поддерживалось дружбой со старшим Аксаковым, который был ему душевно близок, сближением с его сыновьями, которым он симпатизировал, несмотря на возникавшие между ними споры, которые были для Тургенева небесполезны, будили мысль. Так, он писал С.Т. Аксакову 27 декабря/8 января 1857 г. из Парижа: «Пусть мне К<онстантин> С<ергеевич> напишет письмо – я ему отвечу немедленно – а весной как мы будем спорить! Я очень люблю спорить с ним, потому что, несмотря на наш крик и жар, дружелюбная улыбка не сходит у вас  с души и чувствуется в каждом слове. А с иным во всем соглашаешься  и спорить не о чем – а между ним и тобой – целый овраг».

Предложение о сотрудничестве в «Русской беседе» поступает Тургеневу летом 1858 г., когда фактическим редактором журнала становится И.С. Аксаков. Тогда журналу необходима была поддержка в лице Тургенева, особенно в виду нависшей угрозы закрытия: напечатанная в № 2 «Русской беседы» статья болгарского публициста Христо Даскалова, посвящённая распрям царьградского патриарха с болгарской православной церковью, вызвала раздражение Св. Синода. Однако запрета удалось избежать. Тургенев с определенностью писал кн. Черкасскому в ответ на его предложение о сотрудничестве в «Русской беседе» в письме от 30 июля/11 августа 1858 г.: «“Обязательное соглашение” расторгнуто с  “Современником”, и я с радостью готов участвовать в “Русской беседе” Ив. Аксакова. Если что будет готового, мы посмотрим». Однако к возможности такого сотрудничества Тургенев все же подходил с осторожностью. Он намеревался, между прочим, поместить в журнале «славян» возражение на статью К.С. Аксакова «“О грамматике вообще” (по поводу грамматики Белинского.  “Моск наблюдатель”, 1839)» и на его же книгу «О русских глаголах (М., 1855)». Однако это намерение не было выполнено.

Между тем Тургенев остается заинтересованным читателем журнала. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в его библиотеке тома «Русской беседы» за 1858 г. О степени знакомства писателя с их содержанием можно в известной мере судить по разрезанным статьям издания: их высокий научный уровень был доступен далеко не каждому читателю. Кроме того, они отвечают устойчивым читательским интересам Тургенева.

Многих авторов журнала писатель знал лично, других – по их печатным выступлениям. Иные публикации, несмотря на злободневность темы, игнорируются читателем (например, такое небрежение характерно в отношении статей А.И. Кошелева).

Одна из центральных тем журнала – отечественная история, история славянских народов, история православия. В связи с этой тематикой рассматривается проблема грядущей крестьянской реформы. Редакционная политика журнала концентрируется вокруг идеи осознания самобытности «славянского племени» в виду остальной Европы. В редакционной статье И.С. Аксакова на новый 1859 г. (без подписи) задачей «Беседы» ставится «уяснение основных начал русской народности, путем преимущественно положительным, а не отрицательным, начал, способных руководить нас, русских, в путанице современных явлений и случайностей».17

В публикациях журнала Тургенева привлекает прежде всего 1-й отдел – изящной словесности. Здесь печатаются, помимо стихотворений постоянных сотрудников журнала И.С. Аксакова, А.С. Хомякова, такие шедевры, как «Есть в осени первоначальной», «Смотри, как роща зеленеет», «Она сидела на полу» и др. Ф.И. Тютчева, «Медленно движется время» И.С. Никитина, «Громче жаворонка пенье», «Кабы знала я, кабы ведала» А.К. Толстого. Постоянно следивший за работой отечественных переводчиков, Тургенев знакомится с переводами из Мицкевича Н.В. Берга, А.И. Соколова. Он восхищается «эпической простотой и ясностью» «Литературных и театральных воспоминаний» С.Т. Аксакова, которого он уговаривает продолжать свою работу в этом жанре (Письма, III, 10-11).

Он открывает для себя новые литературные имена: В.В. Селиванова, А. Бобренева, украинского этнографа М.Т. Симонова. В части 1-й тома II журнала, среди прочего, читается повесть И.В. Киреевского «Остров» – дань памяти видного представителя славянофильства.

Писатель почти без изъятия прочитывает статьи «Русской беседы», посвящённые славянской проблематике, в том числе работы известного этнографа А.Ф. Гильфердинга, исследование профессора Киевского университета Н.Д. Иванышева, посвященное началу Унии, знакомится с историческим сочинением слависта, дипломата Е.П. Новикова «Гус и Лютер». В основе последнего было положено противопоставление двух религиозных деятелей. Один (Гус) воплощает добродетели славянского национального характера, другой (Лютер) олицетворяет пороки романо-германского мира, более склонного к «материальным интересам».  Эта схема иллюстрировала славянофильскую концепцию, противопоставляющую меркантильному Западу православный славянский мир. Концепцию, с которой постоянно полемизировал Тургенев. Так, излагая суть своих претензий к теории К.С. Аксакова о России и Европе («запечатанной живой и мертвой воде»), Тургенев в письме к И.С. Аксакову от 13/25 ноября 1859 г. характеризует её как «самоделанное содержание». Позже, в романе «Дым», перефразируя аксаковский образ в эпизоде с легендарным новгородским удальцом Васькой Булаевым, оттолкнувшим «мертвую главу» (т.е. Запад), Тургенев продолжит спор с давними оппонентами: «<…> друзьям моим славянофилам, великим охотникам пихать ногою всякие мертвые да гнилые  народы, не худо бы призадуматься над этой былиной» (IX, 312). В высокомерном отношении к европейскому опыту Тургенев, последовательно отстаивавший идеалы просвещения, видел пагубную узость славянофильского учения.

Писатель вряд ли согласился с выводами статьи известного историка М.П. Погодина «Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права» (Рус Беседа, т. IV(XII) ч. I, отд. «Науки»), в которой представлены правительственные постановления, касающиеся закрепощения крестьян в России, среди прочего, известного Юрьева дня. Автор стремится доказать, что крепостное право в России «образовалось само собой, помимо юридических определений», что Борис Годунов «не был основателем крепостного права в собственном смысле этого слова», и что виноват в его возникновении «не Борис Годунов, не Иван Грозный, не Петр Великий, а больше всего народный характер, кроткий, смирный и терпеливый до крайности» (там же, с. 118-120). Тургенев был убежден в обратном. Пристально изучавший этот вопрос, писатель в «Записке о крепостном праве» (1857) назвал Бориса Годунова, отменившего Юрьев день, «царем-узурпатором» (Соч.-2, 12, 538).

Как обычно, Тургенев подробно знакомится с отделом критики. Здесь его внимание привлекают обзоры новых работ в области историографии: И.Д. Беляев выступает со статьей об очередном (5-м) томе «Русской истории» Погодина; профессор Московского университета В.Н. Лешков публикует обозрение «Временника Московского общества древностей российских за 1857 г.» В том же номере напечатаны: статья К. Аксакова о 7-м томе «Истории России с древнейших времён» С. Соловьева, рецензия И.Д. Беляева и К.С. Аксакова на книгу Н. Елагина «Собрание древних памятников об истории г. Белёва и белевском уезде», изданную по совету П.В. Киреевского, и др. Тургенев, известный своей начитанностью в вопросах истории, с живейшим интересом следит за публикациями отечественных историографов, прочитывает этот раздел, как говорится, от доски до доски.

Не меньший интерес, судя по разрезанным страницам журнала, вызывает у писателя раздел «Смесь», посвященный по большей части славянской тематике. Полностью прочитана статья Х. Даскалова «Возрождение болгар или реакция в Европейской Турции», едва не стоившая журналу закрытия. Тургенев знакомится с «Путевыми заметками о Боснии» А. Гильфердинга, представленными в форме писем к А.С. Хомякову, с «Путевыми записками о славянских землях» Е.П. Ковалевского. Автор последних – географ и дипломат – был знаком с Тургеневым, который, будучи в Петербурге зимой 1859 г, по-видимому, успел прочесть продолжение названной статьи в рукописи и намеревался лично сообщить автору «что именно… нашел в ней менее удачным» (Письма, III, 278). Писатель, работавший тогда над романом «Накануне», без сомнения, с пользой для себя читал свидетельства русских путешественников, наблюдавших жизнь славян на Балканах, Е. Ковалевского в том числе.18

 Он стремится вникнуть в подробности государственного устройства славянских народов: знакомится с публикацией «Летописи Герцоговины» сербского иеромонаха Прокопия (Чокорило), со статьей сербского писателя, историка, этнографа М. Миличевича «Семейная община по селам сербским, известная под именем задруги (задруга)» в переводе П.И. Бартенева (Рус  , 18958, т. III(XI), ч. II). По мнению редакции, сербская община представляет собой прообраз «справедливых, равноправных социальных отношений в духе коллективизма». Как известно, вопрос об общине, о «мире» широко обсуждался тогда в демократических кругах, в среде «славян», в редакции журнала «Современник», в близком Тургеневу кружке Герцена. Писатель скептически относился к бытовавшему в них увлечению общиной. В этой связи  он писал С.Т. Аксакову летом 1856 г.: «<…> с Константином Сергеевичем – я боюсь – мы никогда не сойдемся. Он в “мире” видит какое-то всеобщее лекарство, панацею, альфу и омегу русской жизни – а я, признавая его особенности и свойственность России, все-таки вижу в нем одну лишь первоначальную, основную почву – но не более, как почву, форму, на которой строится – а не в которую выливается государство» (Письма, II, 356). Тургенев видит в преувеличении значения «мира» опасность для прав личности: «<…> а я за это право сражался до сих пор и буду сражаться до конца», – писал он в том же письме. Осенью 1859 г., в разгар подготовки крестьянской реформы, в письме к И.С. Аксакову он снова упоминает о «праве личности», которая в русском «мире» отнюдь не является первостепенной ценностью: «<…> они (крестьяне – Л.Б.) дорожат миром – только с юридической точки зрения, – как самосудством, если можно так выразиться, но никак иначе» (Письма, III, 358).

Итак, статьи «Русской беседы» позволяют Тургеневу  глубже уяснить как точки соприкосновения, так и принципиальные различия во взглядах со «славянами». Писатель колеблется, не решаясь дать согласие на сотрудничество в журнале или ответить отказом. Между тем его положение в «Современнике» становится все более затруднительным, если не сказать двусмысленным.

В то же время уходят из жизни ярчайшие представители славянофильства, составлявшие ядро журнала. Когда осенью 1859 г. Тургенев благодарил И.С. Аксакова за предложение выслать ему «Русскую беседу», дни её были сочтены. При малочисленности читателей предотвратить её конец было невозможно: «<…> для неё (“Русской беседы” – Л.Б.) нет в России читателей!»19 – с горечью писал Хомяков в конце того года. Две последние книжки журнала выйдут в начале 1860 г. В том же году не станет и самого Хомякова. «Что жаль “Беседы” – так жаль. Но нимало не сомневайтесь в деле самом. Оно не пало и не падет», – пророчески писал К.С. Аксаков в письме П.А. Бессонову.20

В пору выхода «Русской беседы» и в начале 1860-х гг. Тургенев интересовался и другими изданиями славянофилов. Он познакомился с первыми номерами газеты «Парус», издателем-редактором которой был И.С. Аксаков (газета была закрыта после 2-го номера) Он сочувствовал намерению последнего издавать газету «День» – обещал предоставить в её редакцию материалы о проводимых им в Спасском мероприятиях в связи с   начавшейся крестьянской реформой. Однако грубый выпад в отношении Тургенева, появившийся на страницах газеты 1 июня 1863 г., заставил писателя отказаться от мысли о сотрудничестве.

Впоследствии он не раз пытался подвести итоги своим спорам со славянофилами. А.И. Луканина вспоминала, что в беседе с ней он упрекал «славян»  в пагубном влиянии на русских писателей: «<…> они всех губили, кто приходил с ними в соприкосновение, и Кохановскую, и Гоголя…» Он объяснял это отрицательное воздействие тем, что славянофилы были «… немцы более самих немцев <…>, они систематики», что они «создали себе идею о русском человеке и подгоняют всю русскую жизнь под эту идею…»21

В «Литературных и житейских воспоминаниях» (1869) должна была появиться специальная глава – «Семейство Аксаковых и славянофилы», которую Тургенев считал «лучше всех остальных», и где он намеревался

«несколько полезных вещей» (Письма, VIII, 90). Однако уже готовая статья откладывалась печатанием «вследствие особенных обстоятельств»  (Письма, ХIII(1), 314). Автор несколько раз возвращался к уже напечатанному тексту, поправлял и дополнял его. 8/20 июня 1883 г. смертельно больной писатель сообщал А.В. Топорову, что собрался переделывать давно написанный очерк и надеется справиться с ним до конца года22 (Письма, ХIII(2), 177). Что вспоминалось ему из тех споров былых времен в эти последние делительные дни и ночи, чем он хотел дополнить написанное, думал ли он исправить прежние приговоры? Вряд ли мы узнаем об этом: судя по всему, очерк так и не был закончен  – окончательная точка в споре со славянофилами, кажется, так и не была поставлена.

 

Примечания

  1. Хранится в отделе редкой книги Орловского объединенного государственного литературного музея И.С. Тургенева.
  2. Записки А.И. Кошелева // Русское общество 40-50 х годов XIX в. Ч. I / Сост., ред. и автор вступительной статьи Н.И. Цимбаев. М., 1991. С. 95.
  3. «Русская беседа»: история славянофильского журнала. Исследования и материалы. Постатейная роспись / Под ред. Б.Ф. Егорова, А.М. Пентковского и О.Л. Фетисенко. СПб., 2011. С. 5.
  4. Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем в 28 т. М. – Л., 1960-1968. Т. III. Письма. С. 31. (В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в скобках в тексте с указанием тома – римской и страницы – арабской цифрами; указания на собрание сочинений и писем Тургенева приводятся с пометами: «Соч.-2», «Письма-2», с указанием тома и страницы арабскими цифрами).
  5. Анненков П.В. Письма к И.С. Тургеневу Кн. 1 / Составители А.Н. Мостовская, Н.Г. Жекулин. СПб., 2015. С. 47.
  6. См.: Любимов Н.А. Катков и его истинная заслуга / Катков М.Н. Собр. соч. в 6 т. / Под ред. А. Николюкина. Т. 6. СПб.: Росток, 2012. С. 313.
  7. Аксакова В.С. Дневник 1854-1855 гг. М., 2004. С. 54.
  8. Пентковский А.М. Разговоры в Подмосковных // «Русская беседа». Исто­рия славянофильского журнала. Исследования. Материалы. Постатейная роспись / Под ред. Б.Ф. Егорова, А. М. Пентковского и О Л. Фетисенко. СПб. 2011. С. 219.
  9. Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988. С. 260.
  10. Там же, с. 255.
  11. Там же, с 264.
  12. Там же. |
  13. Луканина А.Н. Мое знакомство с И.С. Тургеневым (Из воспоминаний) // И.С. Тургенев в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1983. С. 204.
  14. См., например, статью Е.Г. Мельник «Тургенев и В.В. Апраксин накануне крестьянской реформы в Орле» в сб.: И.С. Тургенев. Исследования и материалы Вып. III / Отв. ред. Н.П. Генералова, В.А. Лукина. М. – СПб.: 2012. С. 272-288.
  15. Хомяков А.С. Указ. соч. С. 276.
  16. Кошелев А.И. Указ. соч. С. 102.
  17. Рус. беседа, 1858, т. IV (XII), ч. I, с. II.
  18. В тексте статьи Е.П. Ковалевского (Рус. беседа, 1859, т. V) имеется указание на то, что автор обсуждал ее содержание в друзьями-писателями, среди которых, возможно, был Тургенев. По словам Ковалевского, один из приятелей «так увлекся, что обещал включить их в какой-нибудь из своих рассказов <…>» (Письма-2, 4, 468).
  19. В кн. «Русская беседа»: История славянофильского журнала. С. 46.
  20. Там же, с. 452-453.
  21. Луканина А.Н. Указ. соч. С. 204.
  22. См. публикацию очерка Тургенева «Семейство Аксаковых и славянофилы», подготовленную Н.П. Генераловой, А.Я Звигильским и В.А. Кошелевым (Рус. лит., 1995, № 4, с. 146-156).