Детство Курымушки. Голубые бобры.

Детство Курымушки. Голубые бобры.

Из книги «Путь к слову»

«В дневнике Пришвина мы находим немного отрывочных записей об отце, Михаиле Дмитриевиче, которые вырисовывают нам оригинальный русский характер, совершенно противоположный характеру матери Марии Ивановны. По словам писателя, отец его «никогда не читал ничего, даже газет, но был мечтателем по природе».

Уже с самого начала жизнь учила Марию Ивановну: нужно брать все в свои руки, а тем временем Михаил Дмитриевич стал пить, кроме того, сделался еще и картежником…

Чувствую, что природа моя пришла от отца, а справляться с этим чувством и стать на служение поэзии – это мне дала мать».

Если от матери Михаил Михайлович получил деятельный темперамент, нравственные требования к человеку, то от отца ему досталась устремленность к мечте, признание к художеству. В своем страстном безделье отец промотал все деньги и имущество, оставив жене имение, заложенное по двойной закладной, то есть, говоря проще, крупный долг перед государством, и еще пятерых маленьких детей.

Пусть отец был неумелый, нестойкий мечтатель. Но часто ли так бывает, чтобы умирающий человек позвал к себе маленького сына и нарисовал ему что-то на память? Отец нарисовал Мише на память голубых бобров.

«Бедный малыш, ты теперь сирота», – говорили сочувственно тетушки, собравшиеся на похороны. А он, по-своему понимая жизнь и еще совсем не признавая смерти, им отвечал: «Зато у меня есть голубые бобры!» – И показывал отцовский рисунок.

Всю жизнь Курымушка будет искать отца, как старшего друга, которому можно без утайки открыться, который все поймет. И, конечно, недаром в романе «Кащеева цепь» с мыслью об отце связаны два противоположных образа Большого Голубого, которые возникают в душе мальчика.

«Я часто вижу тайное страдание на лице мальчугана, и тогда мне кажется, будто кто-то Большой Голубой вышел с ним на борьбу. В жизни нужно уметь бороть Голубого, я это знаю, не миновать этого. Но все-таки совсем он один, мальчуган, и я, сам отец, тогда прошу, умоляю: «Отец, отец, если уж неизбежно страдать, то помоги этому мальчику побороть Голубого…»

А вот образ противоположного значения, преображенный борьбой мальчика со злом, уже не страшный, а напротив: тот же Голубой, очень близкий, добрый, как самый добрый Друг, как старший.

«Чудится иногда Курымушке, ему бы все это как другу сказать, и он, ведающий всеми тайнами, улыбнулся бы и все с него снял. Кто этот желанный чудился Курымушке? Не отец ли?

Отец, отец, пожалей своего мальчика!»

Лишь в глубокой старости наступает ясность, и концы жизни смыкаются, и душа как бы возвращается в свой дом, и отец «неведомым другом» распространяется по вселенной, его можно найти в каждом живом существе».